Она помогла ему, и на этом ее миссия завершилась. Он завладел своим королевством и не нуждается больше в ее помощи.
«Как странно, что наши беседы проходили только в сумерках или ночью, — подумала Алинда. — Впервые на закате в зыбкой полутьме спальни Мазарини, потом на островке, где они не видели даже лиц друг друга, после у статуи богини мудрости, когда солнце уже заходило, и вновь на острове при луне».
«Конечно, я для него лишь сон, а сны со временем забываются», — рассуждала Алинда.
Она заставила себя начать разговор с Нэнни о том, что им делать дальше. И все же в душе ее не угасала надежда, что раздастся стук в дверь, принесут телеграмму или письмо — любое доказательство того, что Роджер помнит о ней.
Вероятно, он все же признателен ей за то, что она своим вмешательством избавила его от допросов в полиции, сняла с него тяжесть подозрений на несколько часов раньше, чем старший констебль бы докопался до правды.
«Но это случилось бы и без моей помощи. Я только сыграла маленькую роль в пьесе, где задействовано много лиц. И до главного героя мне далеко, как до звезд», — говорила она себе.
Правда, однажды Алинда была совсем близка к звездам после их поцелуя, но то время ушло безвозвратно.
По ночам, оставшись одна в своей комнате, она тихо плакала и шептала в подушку: «Я люблю его, люблю!» Но никто не видел ее слез и не слышал ее шепота.
Прошла неделя с того дня, как Алинда похоронила свою мать. Из Кэлвидона не поступило никаких вестей, и последние надежды Алинды таяли.
Она смотрела на ручей, текущий по руслу из гальки, где вода была прозрачней стекла и крохотные рыбки быстрыми стрелками проносились туда-сюда меж камней. Солнечный свет, проникая сквозь переплетения ветвей и листву, отражался бликами на поверхности воды и слепил глаза.
Девушка вспоминала отражения звезд и луны в озере Кэлвидона и то, как светились во мраке бесчисленные окна громадного и величественного здания.
Граф теперь получил возможность устраивать в нем приемы, вечера для своих друзей и знакомых, и парадные покои скоро заполнятся гостями, восхищенными их красотой.
Лошади из конюшен будут регулярно объезжаться, слуги будут по горло заняты, и все поместье заживет новой бурной жизнью.
Но чтобы дом стал настоящим домом, графу надо жениться. Сердце Алинды тоскливо сжалось, когда она подумала об этом, но она знала, что это неминуемо случится.
Разве Роджер не сказал ей, что картины в доме не принадлежат только ему лично, но и тем Кэлвидонам, что придут ему на смену?
«Он должен иметь наследника. И лучше не одного ребенка, а несколько».
Алинда рассуждала так потому, что, будучи единственным ребенком в семье, Роджер был чересчур требователен к своей матери. Не было у него ни братьев, ни сестер, чтобы разделить с ним горечь и обиду, когда открылось то, что мать изменяет его отцу.
«Я должна молиться, чтобы бог послал ему много детей и хорошую девушку в жены, способную их вырастить и воспитать», — безуспешно настраивала себя Алинда. Но чем больше она рассуждала о том, как граф Кэлвидон устроит свое счастье в будущем, тем сильнее ей хотелось плакать.
И вот уже слезы потекли по ее щекам, глаза наполнились влагой, и за туманной пеленой не видно уже сияющих бликов на воде.
— Неужели вы плачете, Алинда? — прозвучал голос совсем рядом.
Алинда вскочила. Слезы мешали ей видеть того, кто подобрался так незаметно и позвал ее, но этот голос она не могла не узнать.
Все поплыло перед ее взором, и будто стена сплошного света отделила ее от остального пространства. И в этот замкнутый светлый круг шагнул тот, кого она не осмеливалась ждать. Свет был теплым, почти горячим и вмиг осушил ее слезы. Лишь соленый след от них остался на ее губах, которые он поцеловал.
Одним этим поцелуем Роджер Кэлвидон уничтожил все ее страхи, все то, что делало ее такой несчастной.
Он обнимал Алинду, и она чувствовала себя в безопасности. Ей было хорошо и уютно в его объятиях.
Неизвестно, сколько времени длился их поцелуй и был ли он один или они поцеловались несколько раз, но настал момент, когда им пришлось перевести дух.
— Милая моя, любимая, дорогая! Как я тосковал по тебе! — Его ласковый голос дрогнул от волнения. Чувствовалось, как он волнуется.
А ей вообще было трудно произнести хоть слово. Только последующий поцелуй чуть ободрил ее.
— Я думала, что вы никогда не придете, — прошептала Алинда. — Я думала… что больше вам не нужна.
Волна жалости обрушилась на него, когда он услышал ее тихий голосок.
— Не нужна? Как ты могла вообразить такое?
— У вас теперь есть все…
— Все, кроме тебя. Ты — мое счастье, тебе давно пора это знать.
— Откуда?.. Как?.. — растерянно спрашивала Алинда.
— А как же твой инстинкт? Где он, куда подевался? Тот самый инстинкт, что помогал мне, вдохнул в меня веру, что я на что-то способен?
— Это сделала я? — спросила Алинда, зная заранее, какой будет ответ.
— Конечно. Ты и твой удивительный инстинкт. Но я все равно не могу обойтись без тебя.
Роджер вновь потянулся к ней, она к нему, и они опять поцеловались. Потом они сели рядышком на поваленное дерево.
— Я не мог приехать раньше, — объяснил граф. — Столько родственников прибыло на похороны, и мне надо было достойно проводить матушку в последний путь.
После короткой паузы он ответил на не заданный Алиндой вопрос, понимая, что обязан все рассказать ей.
— Моя мать уже давно страдала сердечной болезнью. Доктор предупреждал, что ей нельзя сильно волноваться. Он лечил ее много лет и знал, как опасно для нее впадать в гнев.
— А вы не знали об этом? Роджер покачал головой.
— Мать избегала разговоров о своем здоровье. Она боялась, что ее тогда сочтут старой. К тому же, как ты знаешь, я отсутствовал два года.
По его голосу легко было догадаться, что он укоряет себя, и Алинда сказала поспешно:
— Ничего хорошего ваше преждевременное возвращение бы не принесло. Миледи уже сделала свой выбор. Мне кажется, что ваша мать хотела уйти из жизни, пока сохранилась ее красота. Не вините себя. Все, что случилось, хоть и трагично, но имеет положительные стороны. Ваш отец там, за гробом, мучился бы от того, что сын его отторгнут от родительского наследия.
— Да, бесполезно теперь сожалеть о том, чего не изменишь. Ты должна помочь мне в будущих заботах, Алинда.
— Вы знаете, что я готова, — мягко произнесла девушка.
— Но все-таки я возлагаю на себя, хоть и частично, вину за кончину матери. Поэтому в том, что касается Феликса Хэнсона, я решил быть великодушным.
Алинда удивленно вскинула брови.
— Моя мать выписала ему чек на восемь тысяч фунтов. Он сознался, что она собиралась аннулировать его, но я разрешил Хэнсону получить эти деньги.
