Он рассказывал ей словами, поцелуями и долгими нежными ласками, что она прекрасна и желанна. Она упивалась его ласками, его сильным телом, нежными романтическими словами, которые он шептал ей на ухо, и тем, как он выкрикивал ее имя, когда их тела сплетались в последней агонии страсти.
О да, думала она, брак – это чудесно, и Рэйф Галлахер был тем, о ком она всегда мечтала, хотя он никогда не говорил тех трех слов, которые ей так хотелось услышать.
Холодной весенней ночью у Черного Ветра начались роды. Поли вызвал Рэйфа и Кэтлин, и они втроем заняли место в конюшне около стойла, откуда они могли все видеть.
Кобыла беспокойно ходила около часа, в конце концов легла, вытянув ноги, потом снова встала.
Только Кэтлин успела подумать, что Поли ошибся, как Черный Ветер растянулась на земле, тужась изо всех сил. Потом хлынул поток воды, и появились два крошечных копытца, темная морда, а потом понемногу голова и плечи. Черный Ветер немного передохнула, а затем, напрягшись в последний раз, вытолкнула из себя всего жеребенка.
Кэтлин почувствовала, как из ее глаз хлынули слезы.
– Это необыкновенно, да? – прошептал Рэйф. Он взял ее за руку, когда кобыла тихо заржала своему жеребенку. С трудом встав на ноги, Черный Ветер обнюхала его и начала облизывать шею маленькой лошадке.
– Она черная, как туз пик, – заметил Рэйф. Кэтлин улыбнулась.
– И эти ножки не длиннее трех футов.
– Она – прелесть! – объявил Поли.
Кэтлин и Рэйф подождали, пока жеребенок наберется сил, встанет на ноги и начнет сосать, потом пожелали доброй ночи Поли, который должен был остаться до тех пор, пока у Черного Ветра не выйдет послед. В ожидании этого он намазал йодом пупок жеребенку, чтобы предохранить его от инфекции, и приготовил для Черного Ветра пойло из отрубей.
Когда они возвращались домой, Рэйфу показалось, что Кэтлин чем-то расстроена.
– В чем дело? – спросил Рэйф.
– Эта лошадка прекрасна, – сказала Кэтлин, подавляя рыдание. – Папа был бы так рад.
– Кэти… – Рэйф обнял ее.
– О, Рэйф, мне так его не хватает! – сквозь слезы проронила Кэтлин.
– Я знаю, Кэти, я знаю.
Она прижалась лицом к его груди, и слезы потекли быстрее, облегчая боль в ее сердце. Они с отцом были очень близки. После того, как умерла мать и убили братьев, Кэти и отец привязались друг к другу, как две потерянные души. Они вместе горевали и утешали друг друга, и между ними установились прочные узы.
Постепенно всхлипывания Кэтлин утихли, и она начала осознавать, что Рэйф гладит ее. У него такие сильные, умелые и ласковые руки!
– Папа хотел выращивать лучших лошадей в этой местности и создать новый семейный очаг для меня и моих братьев после смерти мамы. Он мечтал, чтобы имя Кармайклов что-то значило, хотел сделать что-нибудь, чем можно было бы гордиться. Но ему не было суждено осуществить свои мечты, Рэйф. Он сам чуть не умер от горя, когда индейцы убили братьев, но у него все еще оставалась мечта. Когда появились Рэд и Черный Ветер, его надежды на будущее возродились, он стал думать, что еще не поздно, что его мечта о разведении хороших лошадей может осуществиться. А потом эти грязные дикари хладнокровно убили его. – Ненависть наполнила ее голос и высушила последние слезы. – Я бы хотела, чтобы все они подохли, Рэйф. Все до единого. – Ее гнев исчез так же быстро, как и появился. – Если бы он только мог увидеть жеребенка.
Она вдруг поняла, что мускулы на руках Рэйфа, напряглись, а челюсти сжались. Она сначала не поняла, а потом догадалась, что случилось. Слова «грязные дикари» пронеслись у нее в голове.
Она посмотрела вверх, взглядом умоляя, чтобы он понял ее. Она больше не думала о нем, как об индейце, он стал для нее мужем, человеком, которого она любила. Но она не могла найти в своем сердце прощения для дикарей, убивших ее братьев, а потом отца и Лютера. Дикий Запад станет спокойным, если всех индейцев навсегда сотрут с лица земли.
– Рэйф…
– Все нормально, Кэтлин.
Его слова немного успокоили ее, но потом она увидела гнев в его глазах. Рэйф все-таки наполовину индеец, и она интуитивно понимала, что он относит ее слова и к себе.
– Я не имела в виду, что ты дикарь, – сказала Кэтлин, желая стереть плохо скрываемое выражение ярости в его глазах. – Я больше не считаю тебя индейцем, я… – Она замолчала, понимая, что только ухудшает положение. Он гордился своим индейским происхождением, гордился, что он такой, какой есть.
Рэйф отпустил ее и пошел к камину. Потом свернул и раскурил сигару. Он не мог винить Кэтлин в ненависти к индейцам. У нее было достаточно причин ненавидеть и бояться их, и все же ее слова наполнили его гневом и болью. Люди презирали его и смотрели на него свысока из-за того, что в его жилах текла индейская кровь. Он терпел множество оскорблений, в душе у него рождался гнев, когда мужчины называли его грязным полукровкой. С женщинами дело обстояло не так плохо. Их пленяло то, что в нем кровь чероки, возбуждало, что он дикарь. Это ведь так романтично! Он знал, что если бы был маленьким, толстым и некрасивым, они избегали бы его. От матери он унаследовал смуглую кожу, черные волосы и глаза, а от Киллиана Галлахера – обаяние и добрый, но твердый взгляд.
Рэйф нахмурился и посмотрел в окно. Он ничего не знал о свойствах своего взгляда.
Женщины всегда льнули к нему, потому что им нравилось его худощавое телосложение и суровое выражение лица. Он не гордился своей внешностью, и если он привлекателен для дам, что ж, так тому и быть.
Он думал, что подобные замечания больше не ранят его теперь, когда Кэтлин стала его женой и у него появился дом, который можно называть своим. Но ее слова полоснули, как нож. Грязные дикари! Возможно, и его Кэтлин считает в глубине души таким же.
Он бросил сигару в огонь и смотрел на нее, пока она не сгорела и не рассыпалась в прах. «На самом деле у меня нет дома, который я могу назвать своим», – думал он. Ранчо принадлежит Кэтлин, дела ведутся от ее имени. Он был не более чем надсмотрщиком, который следил за людьми, за тем, как идет работа, и все ли нормально. Брак с дочерью босса – это премия к заработку.
Он удивился своему сарказму.
– Рэйф, – в ее неуверенном голосе сквозили печаль и сожаление.
– Ступай спать, Кэтлин, – коротко ответил Рэйф.
Она не смогла заставить себя подойти к Рэйфу. Он выглядел таким разозленным, таким неумолимым и обиженным.
Кэтлин сидела на кровати уже около пятнадцати минут, медленно расчесывая волосы и пытаясь уловить звуки его шагов в гостиной. Но было тихо.
Скользнув под одеяло, она уставилась в потолок, пытаясь не плакать. Почему он такой обидчивый и несправедливый? Ведь он знает, что она не считает его дикарем. Прошло уже несколько месяцев, и он должен знать, что она любит его.
