– Она мне не поверит.
Он ласково прикоснулся к ее щеке:
– Поверит. Скажи ей, что ты говоришь от моего имени. Все семьи Илиуса так или иначе связаны с дворцом. Сайда сообразит, как можно быстро их оповестить.
Персефона кивнула, с трудом сознавая, что все происходит наяву.
– А где будешь ты? – тихо спросила она, подняв глаза на Гейвина.
– В гарнизоне. Персефона, я должен знать, что ты в безопасности. Обещай мне, что, если мы разлучимся, ты не станешь медлить и уедешь с Акоры.
Она опустила голову, боясь, как бы он не прочел в ее взгляде те страшные мысли, которые ее одолевали.
– Гейвин, ты должен выжить. Надеюсь, ты понимаешь?
– Нет человека, чья жизнь была бы настолько важна…
– Твоя жизнь очень важна. Когда ты впервые показал мне письмо Атреуса, я неправильно отреагировала и прошу у тебя прощения. Я располагала временем, чтобы подумать и, главное, поближе узнать тебя. – Ее щеки покрылись румянцем, когда она вспомнила, насколько близко они узнали друг друга. – Ты ни разу не задавался вопросом, почему ты здесь вместо Атреуса?
– Он не знал, что опасность настолько реальна…
– Как он мог не знать? Он, ванакс, избранный властелин Акоры! Он знал й все равно уехал, оставив тебя за главного.
– Никак не пойму, о чем ты. К тому же у нас мало времени…
Она подошла ближе, положила руки на широкие плечи Гейвина и прижалась к его телу, с удовольствием вбирая его тепло и силу. Неужели в последний раз? Нет, не может быть!
Встав на цыпочки, она прикоснулась губами к его губам, поймав его дыхание, и ласково прошептала:
– Наследник Хоукфорта, присягнувший Англии, ты все же находишься здесь, на Акоре. Мы все равняемся на тебя – не на Горана, не на Марселлуса, не на кого-то еще, а на тебя, Гейвин.
Он заметно напрягся.
– Ты преувеличиваешь. Атреус не знал о грозящей нам беде, иначе он остался бы на Акоре.
– Он знал – так же, как и ты. Прислушайся к своему сердцу, Гейвин. Вспомни, кто ты.
Голос Персефоны сорвался. Слезы, которые она так долго сдерживала, наконец хлынули из глаз. Чтобы Гейвин их не увидел, она резко отвернулась и побежала по длинному коридору. Она убегала от него и от себя самой, от отчаянного желания прижаться к нему и забыть обо всем на свете.
Он позвал ее по имени, но она не остановилась. Она знала, что он не станет ее догонять: ему надо идти в гарнизон, к мужчинам, которые, так же как и он, прошли боевую выучку и умеют противостоять любой опасности.
Их он поведет на борьбу с ужасным испытанием, выпавшим на долю страны. А что будет делать она?
Она найдет Сайду и, заручившись ее помощью, приложит все силы к тому, чтобы спасти Акору, – людей и животных, произведения искусства и книги, мечты и воспоминания – ту драгоценную канву жизни, складывающуюся на протяжении многих тысяч лет.
Персефона смахнула слезы и поспешила вперед.
На следующее утро с приливом Горан готовился отправиться на остров Лейос. Накануне отплытия он решил разыскать Гейвина инашел его в гарнизоне, на тренировочном полигоне под Илиусом – там, где известная всему миру армия оттачивала свое смертоносное искусство. Мужчины складировали оружие, сгоняли лошадей в табун и убирали палатки, готовя все для перевозки в гавань.
Самый младший советник не стал терять времени даром и сразу приступил к делу:
– Марселлус хочет послать магистратов на пригородные фермы, чтобы предупредить людей об извержении.
Разгоряченный работой, Гейвин вытер пот со лба и выпрямился, подставив солнцу обнаженную грудь. Лицо его приняло сосредоточенное выражение: он держал в голове почти бесконечный список дел.
– Есть какие-то проблемы?
– Местные горожане, жители Илиуса, знают магистратов, уважают их и без колебаний последуют их указаниям. Но селяне – народ особый. – Горан немного помолчал. – Я сужу по сельским жителям Лейоса. Они… не то чтобы не доверяют властям, просто относятся к ним скептически.
Гейвин махнул рукой, отгоняя муху.
– И что вы предлагаете?
– Вы должны поехать туда сами, – высказал предложение Горан. – К вам они прислушаются быстрее, чем к магистратам.
– Они меня не знают, – заметил Гейвин.
– Они знают, кто вы такой. Кроме того, они знают ваших родителей и доверяют им. А еще они знают вашу сестру Атланту. Она провела много времени на фермах и виноградниках в пригородах Илиуса.
– Она интересуется растениями, – тихо проговорил Гейвин.
Девятнадцатилетняя Атланта, старшая из двух его сестер, любила Акору почти так же сильно, как и он сам.
– Во всяком случае, люди отнесутся к вам с большим доверием. Я считаю, что ехать должны вы.
– Вы, верно, не представляете, сколько дел здесь надо переделать.
– Я сам прослежу за их выполнением, – вызвался Горан. – Послушайте, мне надо поймать прилив, поэтому я буду торопиться. Если вы поедете сами, там будет меньше споров и проволочек. Мы сэкономим драгоценное время. Подумайте над моим предложением!
Когда Горан ушел, Гейвин последовал его совету. Он планировал остаться в Илиусе и помочь в сборах, но Горан прав. В Англии и во всех остальных странах горожане и сельские жители не всегда одинаково смотрели на жизнь. Атреус умел их сплачивать, однако его магистраты не обладали искусством дипломатии. В большинстве своем резкие на язык люди, которые очень четко знали, как следует поступать в том или ином случае, и не терпели возражений.
Что ж, пожалуй, ему следует отправиться за город. И не одному. Да, он заставил Совет озаботиться кризисной ситуацией и принять срочные меры, однако, как бы ему ни хотелось приписать эту заслугу исключительно собственному красноречию, он прекрасно понимал, что поворотным моментом собрания стало упоминание Персефоны про письмо Атреуса. Она лучше, чем он, оценила настроение советников и поняла, как их можно убедить.
Она поможет ему повлиять на умы селян. К тому же подвернулся хороший повод побыть с ней вдвоем.
Гейвин криво усмехнулся. Они провели порознь всего одну ночь, а он уже ищет повод для новой встречи!
Закончив свои дела на тренировочном полигоне, он быстро сполоснулся под душем (установленным для водных процедур баком с водой), надел свежий килт и отправился в город.
Въехав в Илиус, он поразился произошедшим переменам. Очаги стояли холодными: из печных труб не вырывались струйки дыма. Пешеходные дорожки перед жилыми домами и магазинами, обычно чисто выметенные, покрыты пылью и песком, нанесенным с берега. Веревки для сушки белья пустовали. По улицам не прохаживались под ручку пары, не бегали дети. Нормальная жизнь города была парализована, возможно, навсегда.
