— Это очень любезно с вашей стороны, мистер Уотни, но…
— Не может быть никаких «но», и, даже если они есть, их не должно быть. Их учеба не пострадает, они будут в состоянии оплатить лучших учителей. Итак, где мы можем встретиться и подписать контракт?
Энн повертела карточку в руках:
— Мне жаль, мистер Уотни, но вы должны позволить мне подумать. Я очень вам благодарна, очень. Могу ли я вам написать?
— Позвоните, это быстрее, — предложил он. — Я знаю имена детей, но я не знаю ни вашего имени, ни адреса.
— Написать их для вас? — предложила Энн.
— Буду очень благодарен, — сказал он и вынул из кармана конверт. Энн быстро написала на нем несколько слов и вернула мистеру Уотни.
— Леди Мелтон, о? — воскликнул он. — Хорошо, леди Мелтон, надеюсь услышать вас. Мой телефон на обороте карточки. Я хотел бы, чтобы вы дали мне знать, когда будете готовы обсудить дело. И если вы не позвоните мне, обещаю, что позвоню сам, и не далее как через несколько часов.
Энн протянула ему руку:
— Даю слово, что позвоню вам. Но не могу сказать, будет ли мой ответ да или нет.
— Пусть это будет да, — сказал мистер Уотни, — иначе я буду ужасно назойливым, уговаривая вас изменить решение.
Он тепло пожал руку Энн, затем она повернулась и пошла к машине.
— Что говорил этот человек? — спросил Энтони. — В поезде мы вели себя хорошо.
— Да, он так и сказал. Он не жаловался, наоборот, он говорил о вас только хорошее.
— Ну, тогда другое дело, — усмехнулся Энтони.
— Я надеюсь, вы были хорошими все время, что оставались без меня, — предположила Энн.
Энтони посмотрел на Энтониету, и они захихикали.
— Ну, признавайтесь, что вы натворили? — спросила Энн. — Знаю, что-то ужасное, поэтому рассказывайте все начистоту.
— Ничего особенно плохого, — быстро сказала Энтониета.
— Все равно, рассказывайте, — настаивала Энн.
— Ну, самое неудачное в том, что мы не могли дождаться самого смешного, — пожаловался Энтони.
— Так что вы сделали?
— Я нашла цепь, — начала Энтониета. — Нашла в одном старом шкафу в холле. Не думаю, что она нужна Джону, и в любом случае он не хватится ее: там столько всяких вещей в доме. Знаешь, там были…
— Расскажи, что было дальше с цепью, — перебила ее Энн.
— Да, так вот. Цепь была длинная, тонкая, на одном конце крошечный замочек с ключом, — сказала Энтониета.
— Я положил цепь в карман, — вмешался Энтони. — Мы хотели привезти ее сюда, чтобы показать ее тебе, и, если бы ты сказала, что надо спросить у Джона, можно ли ее оставить у себя, мы бы спросили. Но когда мы приехали на вокзал, Доусон пошел покупать билеты, а мы ждали его и тут увидели, что все тележки носильщиков стоят вместе…
— В ожидании следующего поезда, — вклинилась Энтониета.
— И что вы сделали?
— Мы их всех скрепили цепью и заперли, а ключ оставили в замке, — закончил Энтони.
— …И, конечно же, мы хотели посмотреть, как они будут быстро расхватывать свои тележки, — воскликнула Энтониета, — только Доусон вернулся с билетами и потащил нас на другую платформу, и был ужасно напыщенным, и велел нам хорошо вести себя и не выпадать из купе. Как будто мы могли! И мы пропустили самое смешное.
Энн посмотрела на них с выражением, которое, она надеялась, было похоже на негодование, но губы ее задрожали.
— Ты смеешься, — закричал Энтони.
— Ты нисколько не сердишься, — сказала Энтониета, подпрыгивая на сиденье. — О Энн! Как хорошо снова быть с тобой!
— Вы скучали без меня?
— В Лондоне было очень весело, но ты бы видела Майру, — ответил Энтони. — Она сейчас как знатная леди во всех своих новых платьях. А все, что она говорит, это только нет, нет и нет.
— Мы любим тебя больше всех на свете, — призналась Энтониета.
— О близнецы, вы самые озорные дети в мире, но я вас обожаю, — воскликнула Энн. — Прошу вас, ради меня, ведите себя в Галивере прилично.
— Какой он?
— Это чудесный дом, — ответила Энн.
— А люди?
Энн поискала слова.
— Вам они покажутся очень взрослыми, — наконец сказала она. — Они захотят, чтобы вы были вежливыми и воспитанными и чтобы вы попадались им на глаза как можно реже.
— Фью, — свистнул Энтони. — Снова тетя Элла!
Энн удивленно посмотрела на него. Не подозревая этого, он попал в точку. Она и сама подспудно пыталась понять, кого ей напоминает леди Мелтон. И вот — пожалуйста. Конечно, тетя Элла: проворная, рациональная, жесткая, живущая в мире, тщательно обозначенном соответствующими наклейками для всех случаев жизни.
— Дорогие мои, старайтесь быть хорошими ради меня, — попросила она еще раз.
— Вот он! — взволнованно сказала Энтониета.
Они повернули на дорожку, и Галивер предстал перед ними, отраженный в воде, — симфония зеленого и серебра.
— Вот это да! Это похоже на кино! — пробормотал Энтони. На его милом и умном лице появилось выражение удивления и восхищения.
«Кино», — эхом отозвалось в мыслях Энн. Какую роль сыграет в их жизни мистер Уотни? Что ему ответить?
— Я расцениваю это предложение как наглое, — строго сказал Джон. — Я сам поговорю с ним, когда он позвонит.
Энн пристально смотрела на него.
— Не думаю, что он сделал это из наглости, — спокойно возразила она. — Он был очень искренним. И теперь, когда я обдумала тот разговор, я вспомнила, что слышала его имя. Я не такой уж поклонник кино, у меня для этого не оставалось времени, но все-таки имя его где-то слышала. В любом случае не составит труда навести справки о нем и о его компании.
— Неужели действительно имеет значение, кто он? — спросил Джон. — Ты не заинтересована в такого рода предложениях, и делу конец.
— Думаю, ты не все понимаешь, Джон, — миролюбиво сказала Энн. — Признаюсь, сначала и я была огорошена, но, подумав, я решила, что должна все основательно разузнать. Это может стать великолепным шансом для близнецов.
— Шансом? — удивился Джон. — Не хочешь ли сказать, Энн, что допускаешь хотя бы на минуту, что они будут сниматься в фильмах?
— Почему бы нет?
— Почему нет? — сердито повторил Джон ее вопрос. — Все это нелепо, невозможно, и я уже сказал, что считаю величайшей наглостью со стороны этого Уотни делать тебе столь смехотворное предложение.
Энн встала с мягкого кресла и подошла к камину. Она постояла некоторое время, глядя на красиво сложенные, но не зажженные дрова, потом повернулась к мужу с решительным выражением на лице.
— Я думаю, наш спор основан на недоразумении, — сказала она. — И хотела бы кое-что прояснить раз и навсегда.
