Она испытывала чувство сладкой истомы, в душе не было ни стыда, ни сожаления. Бонни боялась одного – чтобы Элай не испортил этого какой-нибудь резкостью или, хуже того, не попытался вновь предложить ей деньги.
Она почувствовала, как рука Элая коснулась ее подбородка, и повернулась к нему.
– Побудь со мной в Спокейне, Бонни, – попросил он. – Если ты проведешь с Хатчисоном всю оставшуюся жизнь, удели мне хотя бы несколько дней!
Бонни услышала в его словах глубокую печаль. Казалось, гордость его была сломлена. Может ли быть, что она так нужна Элаю, как убеждал ее Сэт? Возможно ли, что он все еще любит ее? Бонни сомневалась в этом. У нее были все основания полагать, что Элай просто пользуется ею. Но она, несомненно, любила его, страстно желала его ласк, к нему стремились ее тела и душа.
– Только не называй меня шлюхой и не плати мне за любовь, Элай, – предупредила она. – И не делай из меня посмешище, когда мы вернемся в Нортридж.
Элай поднял руку, и слабая улыбка заиграла на его губах.
– Клянусь, Бонни! Когда мы вернемся в Нортридж, все будет по-прежнему.
Бонни сильно сомневалась, что хочет этого, обещание Элая огорчило ее, лишило надежды. Но она кивнула, пообещав разделить с Элаем постель, поскольку знала, что он все равно принудит ее к этому. Так она хотя бы сможет сделать вид, что уступила ему.
Отель оказался роскошным: холл с цветами в горшках, красивая кожаная мебель. Огромные хрустальные люстры с рожками в виде подсвечников свисали с высокого потолка, заливая ярким светом пышные персидские ковры.
У Бонни перехватило дыхание от этой роскоши: вернувшись в Нортридж, она уже забыла, что такое бывает. Она с изумлением разглядывала холл, пока Элай разговаривал с портье, но вдруг поняла, что уже не принадлежит к тем, для кого предназначены такие отели.
Держа в руке потрепанный чемодан, Бонни чувствовала укоры совести. Она больше не жена Элая Мак Катчена «перед Богом и людьми», но, тем не менее, занималась с ним любовью в вагоне и приехала с ним в этот отель. Что с ней случилось? Где же ее принципы, идеалы, мораль?
Бонни уже была готова уйти из отеля и найти гостиницу попроще, когда появившийся Элай взял ее нежно, но твердо под руку. Его глаза после выпитого виски сияли оживлением и радостью.
Это покорило ее, хотя он пока не сказал ни слова. Вопреки всему она опять почувствовала себя его женою. Здравый смысл Бонни не мог противостоять ее чувствам и желаниям.
– Поклянись, что никому не расскажешь, – робко попросила она.
Элай поднял брови.
– Сохраню все в тайне, пока ты этого желаешь! Давай поднимемся в номер, устроимся, а затем поищем приличный ресторан. Я умираю с голоду.
Услышав смех Элая, Бонни с облегчением вздохнула. Взяв Бонни под руку, он повел ее к лифту.
– Не думаешь ли ты, любовь моя, что я собираюсь затащить тебя в кровать, как только мы войдем в номер?
Бонни с опаской разглядывала лифт: она не любила эти новшества. Она чувствовала бы себя увереннее, если бы дверь была сплошной, но здесь оказалась металлическая решетка, лязгнувшая, когда ее открыл лифтер.
– Нет, – солгала Бонни, надеясь, что лифтер знает свое дело, – не думаю.
Элай молча ухмыльнулся. Когда они поднялись на верхний этаж и оказались перед дверью номера, он спросил:
– Хочешь, чтобы нам подали ужин сюда?
Бонни возмущенно взглянула на него, уловив намек, однако его слова доставили ей удовлетворение.
– Едва ли мы сможем пойти в приличное заведение, – сказала она, – у меня нет подходящей одежды.
– А ведь ты – хозяйка магазина в Нортридже, – заметил Элай, отпирая дверь номера и пропуская Бонни вперед.
Изысканность номера ошеломила ее. На голубой ковер падали лучи заходящего солнца. Две софы кремового цвета и небольшой камин дополняли убранство комнаты. Бонни и не предполагала, что здесь, у подножья Южной горы в Спокейне, можно увидеть такую прекрасную комнату. Разве что в богатых особняках.
В номере были ванная комната с огромной ванной из серого мрамора, небольшой будуар и спальня, отделанная красным и бледно-розовым шелком.
Кровать блестела, а простыни – Бонни из любопытства отвернула край розового покрывала – оказались из шелка. Застенчиво, как невеста, Бонни поправила покрывало и вернулась в гостиную.
Элай только что отпустил коридорного, который принес его вещи. Он улыбнулся, увидев ее пунцовые щеки.
– Надеюсь, комнаты тебе понравились, дорогая?
– Да, – призналась Бонни, пытаясь держаться спокойно.
– Бонни, – Элай нежно сжал ее ладони, – я только дразнил тебя, когда говорил про кровать. Я к тебе не прикоснусь, пока ты сама этого не захочешь.
– Так зачем же ты отправился со мной? – спросила Бонни, сердясь на Элая и еще больше на себя. – Зачем ты занимался любовью со мной в… в вагоне? И зачем заставил ехать сюда?
Элай засмеялся и поцеловал ее в нос.
– Разве я заставлял тебя, Бонни? Разве только я виноват в том, что произошло в поезде?
Бонни и не винила его, хотя, конечно, он затеял все это. Говоря по правде, она желала этого так же, как и он, если не больше.
– Даже не верится, что мы на это решились, – пробормотала она.
– Это были цветочки по сравнению с…
Бонни заставила Элая замолчать, быстро прижав палец к губам. Даже через перчатку его губы обожгли Бонни, и она быстро отдернула руку.
– Неблагородно с вашей стороны, сэр, – сказала она с упреком, – напоминать мне о моем легкомыслии. – Бонни на всякий случай отступила от Элая. – Я очень голодна, – добавила она, – можно ли где-нибудь перекусить?
Они пообедали при свечах в огромном ресторане.
– Почти, как в старые времена, – заметил Элай, глядя на нее поверх бокала, – иногда мне хочется вернуть дни медового месяца.
– Это невозможно, – отозвалась Бонни, жалея о том, что они поженились. Она будет осуждена на вечные муки, если не научится управлять своими чувствами.
Но возможно ли это, если речь идет об Элае? Этот человек позволял себе с Бонни любые вольности – и все сходило ему с рук. Однажды он довел ее до экстаза в ложе театра, во время оперы, ловко работая пальцами и говоря о любви такое, что при всем желании не назовешь приличным. Бонни покраснела при одном воспоминании об этом. Элай, заметив ее смущение, промолчал и улыбнулся.
– Не хочешь ли пойти в театр или куда-нибудь еще? – спросил он, когда они пообедали. – Еще рано.
Бонни предпочла бы остаться наедине с бывшим мужем, хотя она и ругала себя за то, что так легко поддается его чарам. Вот потому-то после той памятной ночи он и оставил ей деньги в оплату за услуги. Возможно, она заслужила этого, как заслуживает презрения к себе после каждой случайной встречи с Элаем.
