– По-моему, вряд ли в такое место заглядывают, разыскивая пропавшего священника, – заметил Девлин.
– То-то и оно.
Солнце зашло, становилось прохладнее, поэтому магистрат завернулся в прихваченное для поездки пальто. Когда друзья перевалили через гребень холма, коляску обдало резким ветром и сэр Генри поплотнее запахнул полы.
– Это заставляет задуматься, не шло ли наше расследование по ложному пути. Возможно, убийство его преосвященства больше связано с церковными делами в приходе Святой Маргариты, нежели с прошлым самого епископа.
– Возможно, – согласился Себастьян, придерживая лошадей перед виражом.
– А какие есть еще объяснения? – глянул на спутника Лавджой.
Завершив поворот, виконт ослабил поводья, давая гнедым волю вскачь мчаться по пустоши. Скрывшие луну плотные ряды облаков затянули дорогу густым сумраком. Но Девлин, обладавший ночным зрением не хуже, чем у кота или волка, и без лунного света отлично видел на мили вперед.
– Вероятно, преподобному Эрншоу было известно нечто, чего он не сообщил нам. Что-то, указывающее на убийцу Прескотта.
– Зачем же священник утаивал такие сведения?
– Он мог не придать значения тому, что знал. По крайней мере, пока не оказалось слишком поздно.
* * * * *
Себастьян стоял в дверях сосудохранительницы, скрестив руки на груди, и наблюдал, как сэр Генри всматривается в темноту, прищуриваясь и высоко поднимая подсвечник.
Огонек высветил бледное раздутое лицо и широко открытые безжизненные глаза.
– Господи Боже! – воскликнул магистрат, отшатываясь так резко, что горячий воск свечи брызнул ему на руку.
– Премерзкое зрелище, что и говорить, – согласился Дуглас Пайл, поднимая свой фонарь, чтобы получше осветить открывавшуюся взгляду картину.
Воздух в сосудохранительнице был прохладным и спертым, устоявшийся тяжелый дух ладана смешивался с резким запахом подсохшей крови и смерти. Это была маленькая каморка, устроенная сбоку от главного алтаря, с буфетами и комодами, в широких ящиках которых хранилась церковная утварь. В торце комнаты стоял с распахнутыми дверцами высокий шкаф, выставляя напоказ свое ужасающее содержимое.
В шкафу пяти с половиной футов в высоту и примерно четырех в ширину был вверху набит ряд крючков. Воротник священника зацепили за один из них, и тело висело с прижатой к плечу головой. Вид трупа напомнил Себастьяну подвешенный в лавке мясника коровий бок.
– Я подумал, что лучше оставить все, как было, до вашего приезда, – пояснил сквайр, отирая ладонью рот. – Чтоб вы самолично увидели.
– Да… ну что ж… мы увидели, – Лавджой отступил еще на шаг, осторожно придерживая канделябр. – Теперь, Бога ради, снимите его.
Пайл кивнул констеблю, дюжему здоровяку в кожаном жилете, который отцепил труп Малькольма Эрншоу с крючка. Окоченевшее тело неловко бухнулось на стоявшую рядом скамейку и свалилось на пол.
– Извиняюсь, – промямлил констебль.
Прижав ко рту сложенный платочек, сэр Генри сглотнул.
– Есть признаки, свидетельствующие о способе умерщвления? – поинтересовался Девлин.
Помещик указал подбородком на залитую кровью одежду пастора.
– В жилете и рубашке прямо напротив сердца разрез. Вроде как закололи, только я ведь не врач.
Лавджой отнял от губ платок:
– Тело направим доктору Гибсону, на Тауэр-Хилл, для тщательного вскрытия.
– Хорошо, – Пайл кивнул констеблю. – Прямо сейчас парней и пошлю.
– Раны, подобные этой, сильно кровоточат, – оглядел каморку виконт. – Где-либо еще в церкви найдены следы крови?
– Уборщица обнаружила немного у алтаря. Похоже, убийца постарался все замыть, потому-то мы раньше и не заметили. Можно различить след, тянущийся оттуда до каморки, хотя его тоже хорошенько протерли.
– Покажите, – распорядился сэр Генри.
Магистрат изучил размытые пятна возле алтаря, потом, наклонив голову и сцепив руки за спиной, двинулся по следу обратно к сосудохранительнице. Затем вышел на старинную паперть и глубоко вдохнул свежий ночной воздух.
– Зачем вешать труп священника в шкафу? – поинтересовался Лавджой у присоединившегося к нему Себастьяна.
Девлин уставился на сумрачный церковный погост, разбросанные надгробия которого неясно белели под темными кронами дубов, колыхавшимися под нараставшим ветром.
– Надо полагать, чтобы отсрочить его обнаружение.
– Думаю, так и есть, – сэр Генри, укутавшись в пальто, помолчал, погруженный в собственные мысли. Ветер дунул еще сильнее, где-то в ночи хлопнула ставня. Лавджой вздрогнул и повернулся туда, где Том прогуливал гнедых. – А еще утверждают, что это в Лондоне опасно.
* * * * *
К тому времени, когда они высадили магистрата у его дома на Рассел-сквер, сделавшийся просто ураганным ветер взвихривал тяжелые тучи и доносил запах близившегося дождя.
– Давай, выкладывай, – обратился виконт к своему юному груму, когда уставшие гнедые повернули в сторону Брук-стрит.
– Что, хозяин? – невинно округлил глаза мальчишка.
– Ты сидишь с самодовольным видом с той поры, как мы выехали из Танфилд-Хилл. Что разузнал?
Том ухмыльнулся:
– Пока вы с сэром Генри ходили по церкви, я потолковал с одним из конюхов в «Собаке и утке».
– Где-где?
– В «Собаке и утке». Постоялый двор возле мельничного ручья.
– Ага. Давай дальше.
– Этот самый конюх – его, между прочим, Джебом кличут, Джебом Купером. Так вот, он вроде как служил грумом в имении Прескоттов годков тридцать назад.
Себастьян свернул на Бонд-стрит. Тротуары и мостовые были жутковато темны и пустынны, поскольку секущий ветер загнал большинство горожан под крыши домов.
– Ты хочешь сказать, еще при жизни сэра Нигеля?
– Ну да, – с головы Тома рвануло шляпу, и мальчик прихлопнул тулью свободной рукой. – Джеб хорошо помнит тот день, когда папаша сэра Питера пропал. Просто отлично помнит. И утверждает, что в Прескотт-Грейндж тем вечером творилось что-то непонятное. Здорово чудное.
– И что же?
– Вроде сэр Нигель тогда не просто поехал верхом в город, а вылетел из поместья злой, как черт. Оттого-то никто и не почесался, когда хозяин не вернулся, пока на следующий день на пустоши не нашли его лошадь.
– Почему это, – длинно выдохнул Девлин, останавливаясь перед входом в собственный особняк, – каждый раз, когда начинаешь думать, что разобрался в событиях, сопутствующих этому убийству, неожиданно оказывается, что на самом деле не имеешь о них ни малейшего понятия?
Ветром задуло больше половины высоких масляных фонарей, тянувшихся рядком вдоль квартала, и Брук-стрит была непривычно мрачной. Но, благодаря бдительности дворецкого Морея, обе лампы по бокам входной двери в дом виконта ярко горели, отбрасывая пятно света на невысокие ступеньки крыльца и кусочек мостовой перед ними.
