— А почему? Вы когда-нибудь задавались вопросом — почему? Потому что он искал меня.
Микаэла говорила так чистосердечно, убежденно, что у Синтии на глаза навернулись слезы.
— Если бы я могла поверить, Микаэла, я была бы счастлива. Но это ложь!
— Он говорит правду, и я верю ему.
— А как быть с его женой? — спросила она, помолчав.
Микаэла красноречиво пожала плечами.
— Она не жена ему вот уже много лет. Разве вы знаете ее, Синтия? Вы и те, кто осуждает Хью? Вам известно, что она из себя представляет? Она вышла за Хью, потому что он был богат. Она никогда не любила его, любила совсем другого человека, но у того не было денег. И в первый же вечер медового месяца она заявила, что вышла за Хью из-за его богатства. И оказалось, что она больна чахоткой. Ей нельзя было иметь детей. Вы знали такие подробности о семейной жизни Хью?
— Нет, не имела представления, — честно призналась Синтия, — и мне искренне жаль Хью, если это так.
— Это правда, Синтия! Хью действительно можно пожалеть — он был совсем молод, когда женился, он по-настоящему любил жену. Удивительно ли, если после тягостного, кошмарного медового месяца он стал искать развлечений на стороне?
— Хью можно только пожалеть, но тем не менее, она все еще его жена.
— По закону, возможно, но с точки зрения моральной и духовной — нет. Я буду ему женой, которая даст ему счастье и все, чего он был лишен.
— Но если так, — возразила Синтия, — вы подумали о последствиях? Подумали ли вы об унижениях, оскорблениях, которые вам придется выносить постоянно, всегда? Подумали ли вы о тех, кто любит вас, о позоре и несчастье, которое вы на них навлечете? Вы подумали о своем отце?
Микаэла как-то странно взглянула на Синтию.
— О моем отце? — проговорила она.
— Да, — откликнулась Синтия. — Отец любит вас, Микаэла, сможете ли вы причинить ему такое горе и зло?
— Мой отец! — повторила она насмешливо. — Милая Синтия, вы исполнены благих побуждений, но вам известно так мало. Что сделал для меня мой отец? Вы знаете хоть что-нибудь о том, какой была моя жизнь до приезда в Англию? Знаете ли вы, сколько унижений я пережила с самого раннего детства? И все из-за моего отца, моего доброго отца, который, судя по вашим словам, любит меня!
Синтия застыла от изумления, а Микаэла продолжала:
— Вам никто не говорил правду, а он в особенности! Он восхищается вами и глубоко уважает вас, а потому не посмеет вам сказать, что я рождена вне брака.
— Микаэла! — воскликнула в ужасе Синтия.
— Да, это правда, — сказала Микаэла. — Из-за его беспечного увлечения, минутного восторга, по сути дела ничего не значивших в его жизни, я долгие годы страдала от стыда. Того самого, о котором вы сейчас так убедительно рассуждаете.
Представьте себе, Синтия, каково это — не иметь ни отца, ни матери? Когда тебя растят, все время стараясь скрыть сам факт твоего существования? Бабушка и дед были привязаны ко мне и добры, но вечно боялись, да, боялись — как бы люди не стали спрашивать откуда я взялась.
— Бедное дитя! — прошептала Синтия.
— Наверно, я была чересчур ранима, — продолжала Микаэла, — но все мое детство, как только поняла тайну своего происхождения, я хотела умереть. Не потому, что так уж тяготилась своей долей, а потому, что они — мать и дед с бабушкой — так всего этого стыдились! И теперь, я должна отказаться от счастья, — а я счастлива впервые в жизни — ради отца? Одно лишь могу сказать в его защиту, — продолжала Микаэла уже спокойнее и мягче, — он не знал о моем существовании. И когда узнал, сделал все, чтобы загладить свою вину, но раны многих лет за несколько месяцев не залечиваются, слишком глубока обида.
— Вы были предельно честной, Микаэла, — сказала Синтия, — но вы забыли об одном. Что если у вас будут дети?
Воцарилось неожиданное молчание. После долгих минут Микаэла заговорила:
— Никогда, — сказала она. — Я буду принимать все необходимые меры.
— Это не так просто, как кажется, — вздохнула Синтия. — И еще одно обстоятельство, Микаэла. Вы сказали, что жена Хью не хотела детей, и ей не разрешено было иметь детей. И с вами он должен будет пережить такое же разочарование?
— Не разговаривайте больше со мной! — истерически вскричала вдруг Микаэла. — Зачем вы пришли сюда? Я знаю, я поступаю правильно. Я люблю Хью, а он меня — ничто другое не имеет значения. — Она бросилась в кресло.
Синтия подошла к ней.
— Микаэла, — произнесла она спокойно, — будьте честны. Может ли любовь мужчины и женщины быть поистине счастливой без ее самого высокого воплощения — собственного ребенка?
— Замолчите, я не желаю вас слушать! — закричала Микаэла в ярости.
Она вскочила и заметалась по комнате, как раненый зверь.
— Что же мне делать? — взывала она. — Что делать? — Микаэла задавала этот вопрос себе. Она отчаянно боролась с собой. А Синтия безмолвно ждала.
Наконец, Микаэла немного успокоилась. Бледная как полотно, она, опустив глаза, произнесла:
— Хорошо. Я не уеду с Хью, но я должна сначала его увидеть.
Слова эти были произнесены твердо и спокойно. Синтия на мгновение даже усомнилась в услышанном.
— Вы действительно так решили, Микаэла? Вы вернетесь домой?
— Я вернусь в «Березы», — глухо проговорила Микаэла. — У меня нет дома. Не надо больше об этом. Я дала вам слово. А теперь идите, скажите отцу, чтобы встретил меня через час — где угодно, можно в отеле Риц. Только уходите, я больше не вынесу.
Синтия вышла из квартиры и спустилась на лифте вниз. Дворецкий отворил перед ней входную дверь.
Роберт ждал за рулем. Синтия села рядом. Пепельница была полна окурков. Роберта терзала страшная неизвестность.
— Как?
— Она встретится с вами в Рице через час, — ответила Синтия и добавила, — поезжайте отсюда прочь скорей.
Роберт послушно включил зажигание. Синтия не хотела, чтобы Роберт увидел Хью Мартена — тот мог вернуться в любую минуту.
Несколько минут ехали молча, и лишь потом Роберт спросил:
— Как вы этого добились?
— Не могу вам всего рассказать, — ответила Синтия, — но, Роберт, будьте с ней особенно бережны. Она любит его так, что готова ради него на крайнюю жертву.
Роберт больше не мог сдерживаться.
— Мартен — свинья! Вы его видели?
— Нет, и не надо оскорблений в его адрес, Роберт, ни к чему хорошему это не приведет — Микаэла любит его.
— Как она может? Этого гнусного типа!
— Она в жизни видела слишком мало любви. И страдала больше, чем можно себе представить.
Роберт промолчал, и было видно — он понял, догадался по ее словам и тону, что ей стала известна вся правда.
