Слезы, появившиеся в глазах Сахарной Энн, говорили о глубине ее отчаяния. Друзья покинули ее, отвернулись, она стала парией.
— Они обращались со мной так, будто я не более чем обыкновенная проститутка. Ты не можешь себе даже представить, как все это было тяжело.
Триста раскинула руки, Сахарная Энн упала головой ей на плечо, и старая женщина ласково погладила ее.
— О, я могу, дитя мое. Я знаю, какими жестокими могут быть люди, знаю это очень хорошо. Вытри слезы.
Сахарная Энн промокнула глаза.
— Жаль, что я оказалась такой дурой. Обычно я другая, очень сильная.
— Уверена, что так и есть. Но даже сильные женщины имеют право время от времени хорошенько выплакаться. Теперь выбрось все это из головы. Твой дом здесь, и все, чем я владею, твое. Ты, должно быть, удивишься, когда обнаружишь, сколько я стою и сколько ты будешь стоить, когда придет время. Намного больше, чем то, с чем удрал Эдвард, я уверена.
— О, Триста, нет. Я не могу взять… я имею в виду…
Триста улыбнулась:
— Ты — моя единственная живая родственница, а я старуха. — С гордостью она указала на обстановку и прекрасные произведения искусства. — Я всегда надеялась, что все здесь станет твоим, и это записано в моем завещании. Правда, кое-что я отписала Флоре и другим…
Сахарная Энн снова заплакала.
— Видишь, что ты наделала? — Она размазала слезы по щекам и попробовала улыбнуться.
Смеясь, Триста привлекла ее к себе.
— Душа моя, я так рада, что ты вернулась.
Сахарная Энн шмыгнула носом и отстранилась. Она сидела, комкая в руках носовой платок, и пыталась найти нужные слова.
— Дорогая, что-то не так? Тебе не нравится Галвестон? Или тебе не хочется жить с двумя старыми нарумяненными дамами и странной компанией, которую я здесь собрала?
— О нет, дело вовсе не в этом, Я обожаю вас всех, но знаешь… — Сахарная Энн глубоко вздохнула. — Я дала себе слово, и мне нужна твоя помощь. Финансовая.
— Все, чем смогу…
— Но ты можешь передумать, когда услышишь мой план. Понимаешь, я знаю, где Эдвард, — письмо пришло в тот самый день, когда я освобождала свой дом в Чикаго.
— Письмо?
Сахарная Энн кивнула:
— Из «Отеля Дью» в Новом Орлеане.
— Джеймс, немедленно убери свои грязные ботинки с моего стола! — Уэбб хмуро взглянул на своего приятеля, который, не задумываясь, пускал его время на ветер. — Кстати, я не помню, чтобы предлагал тебе угоститься моими сигарами.
— А я не помню, чтобы ты возражал против этого. — Ярборо, настойчиво пыхтя, пытался разжечь дорогую гаванскую сигару.
Наконец он откинулся назад и выпустил кольцо дыма.
— Вот это жизнь. Прекрасный офис, большой дом. Ты всегда ешь так, как мы ели вчера вечером?
— Да, но не столько, сколько ты загребал себе в рот. Клянусь Богом, ты ел так, будто голодал недели две.
— Я и голодал. Ничего похожего мне давно есть не приходилось, это уж точно. Но конечно, я получил гораздо больше энергии, чем потратил, обучая стрельбе Сахарную Энн.
— Позволь мне посмотреть твою шляпу.
— Мою шляпу? — переспросил Джеймс. — А зачем она тебе понадобилась? — Он неожиданно засмеялся. — О, понимаю. Сахарная Энн с тех пор стреляет лучше, и намного. Все дело в очках.
— В каких очках?
— Разве она не рассказала тебе? Ей было трудно попасть в цель, потому что она плохо видела, зато, сходив к доктору и получив очки, она теперь может поразить клопа на заборе. Мы сегодня завершили практические занятия, и, надо сказать, она не промазала ни разу. Это очень упорная малышка: если уж на что-то решится, то не отступит. Я сказал ей, что нисколько не удивлюсь, если она победит в стрельбе по индейке, которая состоится через две недели.
С каждой минутой Уэбб все больше раздражался.
— У тебя есть еще хоть одна причина сидеть тут, кроме болтовни о стрельбе по индейке? Ты же видишь, у меня полно работы.
Брови Джеймса полезли вверх.
— Да, как же, ты очень громко храпел под своим одеялом сегодня утром, мой друг. А я всего лишь хотел выяснить, не имеешь ли ты что-нибудь против, если я приглашу Сахарную Энн пойти вечером в оперу — там дают модную японскую вещь и даже раздают какие-то японские безделушки дамам, веера или что-то вроде этого. Я подумал, не взять ли пару билетов…
Отчего-то такое предложение неожиданно задело Уэбба. Словно какая-то сила подняла его на ноги, а рука сжалась в кулак перед самым носом лейтенанта.
— Ты неправильно ставишь вопрос. Если Сахарная Энн хочет идти в оперу, то я должен ее туда повести, понял? Катись к чертям из моей конторы!
Джеймс вытаращил глаза, сморщился и тихо присвистнул.
— Как вы, однако, раздражительны, сэр. Да, я вижу, что тут все гораздо серьезнее.
— Не твое дело! А теперь уходи; я же сказал, что у меня срочная работа. — Уэбб открыл ящик, схватил пачку бумаг и бросил их на свой стол.
Лейтенант медленно повернулся в кресле и встал.
— Ну, раз мое присутствие здесь не одобряют… — Он ехидно улыбнулся и направился к двери.
Услышав стук удаляющихся по лестнице шагов, Уэбб повернулся и подошел к столу мисс Первис.
— Вы знаете что-нибудь о той японской вещи, которую дают сегодня вечером в оперном театре?
Она засмеялась.
— Да, сэр. Сегодня представление новой оперетты, «Микадо». Она просто превосходна. Я видела ее вчера вечером, и «Ньюс» напечатала хвалебную рецензию.
Рейнджер полез в карман, вынул согнутые пополам долларовые бумажки и протянул одну из них мисс Первис:
— Пожалуйста, пойдите и купите мне два билета на самые лучшие места, которые там есть.
— Да, сэр. Это будет первый ряд партера или амфитеатр. — Мисс Первис быстро облачилась в пальто и шляпу.
— И еще! Я намерен выйти на некоторое время, чтобы найти миссис Спайсер. Вероятно, вернусь где-то после обеда, то есть я имею в виду после ленча. Вы не подведете меня с билетами, не так ли?
— Нет-нет, сэр, вы можете рассчитывать на меня. Тес-си Андерсен отвечает за продажу билетов, а мы очень хорошие подруги. Я позабочусь, чтобы вы сидели на самых лучших местах.
Уэбб оставил мисс Первис запирать контору, а сам отправился на поиски Сахарной Энн. Это очень похоже на Джеймса — пригласить женщину куда-нибудь пойти с ним только ради того, чтобы сделать Уэббу пакость; но на этот раз он не собирался позволить ничего подобного. Скорее ад замерзнет, чем у лейтенанта Ярборо что-то получится.
Капитан направился к платной конюшне, чтобы взять лошадь на время, которое предполагал пробыть в Галвестоне. Жеребец не был похож на Сэма, его любимого коня, который остался в конюшне в Далласе. По тому, как идут дела, думал он, садясь в седло, ему не светит вернуться в Даллас до следующей Пасхи.
