Рыцарь молча придвинул Элизабет кресло. Королева села и откинула капюшон. Ее прекрасные волосы были уложены в некое подобие короны и, как всегда, перевиты жемчугом. Блестящие глаза в полумраке казались огромными, а кожа при слабом свечении углей отливала перламутром.
Не спеша, по обыкновению чуть растягивая слова, королева заговорила:
– Я возвращалась из монастыря святой Елизаветы, моей покровительницы. Его величество уже примирился с тем, что оттуда я приезжаю поздно. Дорога ведет мимо твоего дома, и я заметила старого Бена у ворот. Он сказал мне, что ты еще не ложился, и провел в эту комнату.
Она умолкла, выжидая, но Филип никак не реагировал на ее слова. Стояла удивительная тишина, лишь где-то далеко-Далеко протяжно выла собака.
Не выдержав молчания, Элизабет спросила:
– Отчего ты не спросишь, что привело меня сюда?
– Государей не спрашивают. На все их воля. Элизабет едва заметно кивнула:
– Ты прав.
И опять повисла тишина. Элизабет сжала подлокотники кресла так, что заныли пальцы. Она ожидала совсем иной встречи. Королева, презрев все на свете, ночью, тайно пришла к рыцарю!
Она указала на ларь, где он прежде сидел:
– Присядь. Мне нужно поговорить с тобой.
– Благодарю, но ничтожный вассал не заслужил чести сидеть в присутствии своей королевы.
Он остался стоять. Элизабет вздохнула.
– Мне стало известно, что ты получил тайное поручение от короля, которое тебе передал герцог Глостер. Поручение почетное, но крайне опасное. Филип, ты ведь везешь послание графу Уорвику?
Филип молча поклонился.
– Ты должен отказаться от этого поручения, – твердо сказала королева.
Майсгрейв развел руками.
– Ваше величество лучше меня знает, что это невозможно.
– Бывают случаи, когда невозможное становится возможным. Придумай что-нибудь, Филип. Сошлись на шотландцев, грабящих Нейуорт, на близость родов у супруги, на плохое здоровье, наконец.
Он смотрел в сторону.
– Это невозможно, ваше величество. Я уже дал согласие. Через три дня я уезжаю, и для этого все готово.
– Через три дня… – медленно повторила королева. Она встала и прошлась по комнате.
– Ты везешь послание, за которое отвечаешь головой Но ты должен знать, что неспроста король не воспользовался обычным гонцом. Мне неведомо, что в нем, но с тех пор, как письмо запечатано, король сам не свой. Они писали его вместе с братом, а Ричард – это сущее чудовище, ибо способен на все.
Она повернулась к Филипу.
– Я должна узнать, что там, в этом письме.
Рыцарь улыбнулся.
– Если король предложит вам прочесть…
– О нет! В том-то и дело, что Эдуард, всегда советующийся со мной, держит его в секрете. Мне ничего не удается добиться. Единственное, что я знаю, – это то, что человеку, везущему письмо, грозит смертельная опасность. Филип! Только ты можешь мне помочь. Назови время, укажи дорогу, и я буду ждать тебя в миле от Йорка.
– Боже упаси, ваше величество! Я не могу сделать то, о чем вы меня просите. Это страшный грех… К тому же письмо запечатано королевской печатью.
– Это неважно. Печать короля часто бывает у меня в руках, так что я смогу, сломав старую, наложить новую.
Филип не ответил. Склонившись над угасающей жаровней, он раздул угли, а затем, не поднимая головы, проронил:
– Я никогда не сделаю этого. Это бесчестье перед моим государем, которому я присягнул на верность. Я слишком недолго состою при дворе, чтобы оказаться способным на такие сделки.
Он выпрямился, но по-прежнему стоял к королеве спиной.
– Я ошибался, когда думал, что вам, ваше величество, чужда страсть к интригам.
Королева стремительно шагнула к нему.
– Богом клянусь, что делаю это только ради тебя! – глухо проговорила она. – Мне страшно. Ты в большой беде.
– Надеюсь, вам известно, что Майсгрейв способен постоять за себя?
– Но не в борьбе против сильных мира сего. Филип пожал плечами.
– С тех пор как я ношу рыцарскую цепь и шпоры, я не совершил ничего, что могло бы запятнать мою честь. Не сделаю этого и сейчас.
– Даже если…
– Нет, я не нарушу слова.
Королева вздохнула со всхлипом, как обиженный ребенок. Затем, сняв перстень с голубым алмазом, она протянула его Майсгрейву.
– Возьми. Когда окажешься в Лондоне, у тебя могут быть проблемы с кораблем. Сейчас пора бурь, и не всякий кормчий согласится выйти в море. Но если ты покажешь этот перстень капитану Джефрису по кличке Пес – его легко найти в таверне «Золотая Чаша» на Лондонском мосту, – тебя отправят незамедлительно. Джефрис командует каравеллой «Летучий», которую подарил мне король.
– Благодарю вас, ваше величество.
– Прощай.
Королева направилась к выходу. Филип придержал занавесь, открывая ей путь. Но Элизабет медлила. Ей хотелось, чтобы Майсгрейв хоть на мгновение удержал ее, но он молчал, и тогда, поддавшись какому-то безотчетному порыву, она изо всех сил обняла его. На какой-то миг счастье прошлых дней вернулось к ней. Но лишь на миг. Она почувствовала, как Майсгрейв, словно тисками, обхватил ее запястья и развел обнимавшие его руки.
– Ваше величество, опомнитесь! Она подняла к нему залитое слезами лицо, но Майсгрейв остался безучастным.
– Ты больше не любишь меня, Фил?
Рыцарь не ответил, и это вселило в нее надежду.
– Мне порой так плохо без тебя. Я тоскую по твоим рукам, прикосновениям, поцелуям. Ах, Филип, порой я просто жажду чувствовать тебя рядом.
Не отвечая ни слова, Филип отошел от нее. Отвернулся. Но королева, давясь от слез, сгибаясь от истомы, приблизилась и прижалась лбом к его плечу, нежно и робко провела ладонью по его груди.
Тогда он глухо проговорил:
– Уходите, ваше величество. Вы сами все погубили. Я… я никогда не смогу вас простить.
В его голосе слышалась неукротимая ярость.
– Филип…
– Уходите!
Она медленно надела капюшон и скользнула в дверь. Что ж, прошлого не воротишь, и этот покорный, молчаливый рыцарь одержал победу.
В назначенный для отъезда день неожиданно выдался солнечным. Отворив узкое оконце, Филип Майсгрейв глядел на улицу. В комнату врывались веселый гомон птиц, вопли водоноса, скрип колес, звон металла в соседней кузне. Подле Майсгрейва за прялкой сидела леди Мод. Недавняя ссора была забыта, и супруга рыцаря беззаботно щебетала. Филип порой рассеянно отвечал ей, но мысли его были далеко.
На усыпанный свежим аиром пол ложились блики света. Леди Мод, не прекращая сучить нить, говорила о том, как она не любит его отлучек, и лучше бы он пореже ездил в Нейуорт, потому что тогда у нее душа не на месте. Она и мысли не допускала, что супруг собирается совсем в иное место, а он не счел необходимым ее разубеждать.
