Рамиз замер. Его лицо исказилось от напряжения, недоверчивое выражение стремительно сменилось ужасом. Боль стихла, и Силия осознала, что Рамиз отодвигается. Она вцепилась в него.
— Нет! Нет!
Но ей не под силу было его удержать. Рамиз длинно и яростно выругался на своем языке, оттолкнул ее руки и одним движением отстранился. Схватил с пола свое одеяние и натянул через голову. На побледневшем лице безошибочно читался гнев. Глаза холодно мерцали, напоминая осколки янтаря. Силия села, заворачиваясь в простыню. На девственно-белом полотне виднелись бусинки крови, напоминая ягоды на снегу. Силия торопливо смяла белье, но Рамиз уже их увидел и выхватил у нее простыню. Силии пришлось потянуться за кафтаном, чтобы прикрыть наготу.
— Образцовая простыня новобрачной в первую брачную ночь, — сквозь зубы проговорил Рамиз. Он поднял простыню повыше, вынуждая Силию смотреть на предательские кровяные пятна. — Но ты не новобрачная, и это не первая брачная ночь. Во имя всего святого, почему ты мне не сказала? Ты думаешь, я бы тогда это сделал? Думаешь, я бы позволил тебе — и себе — это? Ты не представляешь, как ты ошиблась!..
Силия поднялась на ноги и спросила дрожащим голосом:
— А что не так?
— Не ты сделала не так, а я! Почему ты мне не сказала? То, что этого не сделал твой муж! — Рамиз провел рукой по волосам.
— Ты не спрашивал!
Но, даже бросая эти слова, она отчетливо понимала, что несправедлива к Рамизу. Осознание обрушилось на нее как внезапный ливень. Что она наделала!
— Джордж не хотел… мы не… он сказал, что будет лучше, если мы сначала узнаем друг друга, — тихо пояснила она. — Но этого так и не произошло.
— Определенно! — горько воскликнул Рамиз.
Силия поморгала, прогоняя обжигающие слезы.
— Честно говоря, я сомневаюсь, что это вообще когда-нибудь случилось бы, даже если бы Джордж не погиб. Я сожалею. Прости меня за мое молчание. Я не предполагала, что это произойдет. Я должна была остановить тебя. Мне очень жаль.
Она провела по глазам тыльной стороной руки. Этот маленький упрямый жест тронул его за душу так, как не тронули слезы.
— Силия, я причинил тебе боль?
Она покачала головой.
— Ты уверена?
Она выдавила слабую улыбку.
— Только немного.
— В следующий раз это не будет так…
Тут Рамиз осекся. Неужели надо мечтать о следующем разе? Никакого следующего раза не будет! И первого раза быть не должно было. Надо поблагодарить судьбу, что он сумел остановиться — из-за шока. Вот только нет совершенно к судьбе благодарности. Он был в ужасе от собственных примитивных инстинктов, от непроходящего возбуждения, настойчиво подрагивающего живота — и все равно хотел продолжения. Погрузиться в сочную плоть, входя все глубже и глубже, овладеть ею целиком и полностью. Стать ее первым. Сделать ее своей!
Нет! Он не может. Не должен. Даже если другой мужчина возьмет то, что по праву принадлежит ему.
Нет! Нет! Нет! Нельзя думать о Силии с кем-то другим. Он видел, что она едва сдерживается, чтобы не расплакаться, видел бледнеющие розовые щеки, припухшие от поцелуев губы, белую изящную грудь со следами собственных прикосновений. Он все это видел и испытывал непреодолимое желание ее обнять и утишить боль, которую сам причинил. Его останавливало лишь пятно на собственной чести — материальное доказательство которого ясно виднелось на простыне в его руках.
— Что я натворил!
— Не только ты. Я виновата не меньше! — решительно произнесла Силия.
— Я лишил тебя девственности. Это было бесчестно!
— Рамиз, ты же прекрасно знаешь: я уже была замужем. В глазах остального мира меня давно лишили девственности. Нет никакого бесчестия. Никто об этом не узнает.
— Я буду знать!
— Ну, я не сомневаюсь — ты сможешь с этим жить.
— И это все, что ты можешь мне сказать?
Силия прикусила губу. Она хотела узнать, каково это — на самом деле заниматься любовью. Какие ощущения, когда он двигается в ее теле. Она хотела полной завершенности у обоих — ведь именно к этому все и шло. Двое сливаются в одно целое. Ей хотелось сказать ему об этом, но она не могла, ибо по ее представлениям — для Рамиза это было не что иное, как сброс напряжения. Естественное завершение массажа.
— Наверное, тебе пора, — произнесла она, вырывая из его рук ужасающее свидетельство ее девственности. — Полагаю, ты согласишься, что нам необходимо обо всем этом забыть.
— Забыть?
— Да. Так будет лучше.
— Сейчас ты демонстрируешь то, что называется британской сдержанностью? Тебе не идет.
— Нет, мы называем это практичностью. Ты устал. Измучен дорогой. Тебе нужен отдых.
— Но ты…
— Со мной все в порядке.
Она права, но это казалось совершенно невозможным — сейчас уйти. Он не хотел ее оставлять — и именно поэтому следовало так сделать. В этом ничего правильного не будет. И его присутствие только усугубит дело.
Ему не понравилось, что она взяла на себя часть вины. И безусловно не нравилось, что не он, а она настаивала, чтобы он ушел. Все должно быть наоборот. Куда же делась эта цепляющаяся лоза? Почему она вдруг стала столь независима? Ему это совершенно не нравилось, но он ничего не мог поделать.
— Доброй ночи! — холодно попрощался Рамиз и вышел, не прибавив ни единого слова.
Оставшись одна, Силия подняла с пола гутру, которую он небрежно смахнул на пол. Квадрат белого шелка источал его запах. Силия прижала его к груди, вся сжалась на диване и дала выход мучительным рыданиям. Слезы слепили ее глаза.
* * *
Королевский флот не посрамил веры в него Перегрина. Депеша лорда Винчестера добралась до Англии меньше чем за три недели. Взмыленный и запыленный курьер по особым поручениям прибыл в поместье лорда Армстронга, когда тот готовился к давно запланированному разговору со своим управляющим. Лорд Армстронг удалился в библиотеку, чтобы в тишине прочесть переданное ему послание. Но оно оказалось настолько шокирующим, что потребовало, несмотря на ранний час, внушительной порции бренди. Проглотив ее одним духом, лорд Генри в третий раз перечел письмо. При мысли о потенциальных последствиях его обычная невозмутимость сменилась хмурым видом. «Щекотливая ситуация. И очень деликатная, — подумал он, почесывая лысину на макушке. — Хорошо, что моя сестра София здесь. Ей можно поручить девочек. Но вот что делать со всем остальным, это уже другой вопрос».
— Черт бы его подрал, — пробормотал лорд Генри, изучая подпись лорда Винчестера. — Проклятый идиот! Он сидит там только из-за этого скандала в Лиссабоне. Думает, что смог его замолчать, но я-то знаю, как было на самом деле. — Он влил в себя еще одну порцию бренди. — Черт бы его подрал! — выругался он уже громче. — И Джорджа Кливдена тоже! Я считал, у него больше мозгов! Так по-дурацки погибнуть! — Он наклонился и потрепал свою любимую собаку породы пойнтер, которая послушно сидела у него в ногах. — Совершенно по-идиотски, вот такое мое мнение. — Собака заскулила. — Ты совершенно права, моя девочка. И пора им об этом наконец сообщить, — завершил лорд Генри. Он напоследок погладил собаку и отправился в гостиную к своим домочадцам.
