— Благодарю вас, — тихо, с достоинством ответила она. — Но цвет выбрала тетя Софи. Вы же знаете — мода меня не интересует.
Три росистых утра, осторожные расспросы под видом малозначащей светской беседы — он успел узнать о ней довольно много.
— К счастью для вас, вы бы и в старых тряпках выглядели очаровательно.
— Благодарю за комплимент, но вы действительно думаете, что это разумно — утащить меня с собой на глазах всех присутствующих?
— Наверное, нет. — Он слегка улыбнулся, отыскивая место, которое обеспечило бы им хотя бы видимость уединения. — С другой стороны, любой вам скажет, что я не всегда проявляю осмотрительность.
— Я слышала.
— Я так и думал. В таком случае у меня есть веская причина. Что бы вы сказали, если б я признался, что тоже получил письмо?
У нее подкосились ноги. Он понял это, почувствовав, как сильно ее пальцы сжали его руку.
— Кто-то послал одно из ее писем также и вам?
— Нет, — мрачно сказал он. — Одно из его писем.
— Что?
В противоположном конце зала обнаружился помост для оркестра, на нем — рояль, которым никто не пользовался, за роялем — уединенный уголок. Алекс повел Эмилию к инструменту. Можно ли было надеяться, что хоть кто-нибудь из гостей не заметил, как он подошел и увел прекрасную леди Эмилию? Зал был переполнен.
Очень хорошо. Может быть, графу Хатауэю не сразу донесут, что лорд Александр Сент-Джеймс похитил его дочь? Хотя, разумеется, он и не думал ее похищать на глазах собравшейся вокруг толпы.
— От вашего деда к Анне, — подтвердил он, когда они обошли рояль кругом, забравшись туда, где, по его расчетам, гости не увидят, как они с Эмилией серьезно о чем-то беседуют. Инструмент стоял довольно высоко, почти заслоняя их от зрителей в бальном зале. — Похожее на то, что вы получили, но от другого участника этой злосчастной затеи.
— Не думаю, что это подходящее слово…
Неучтивость была не в характере Александра, но он счел необходимым ее перебить:
— Эмилия, это была — и есть — злосчастная затея. Он был женат. Их роман был обречен с самого начала. Каковы бы ни были их чувства, страдали и другие люди. Он был не прав. Она была не права.
Такая горячность, настоящая обвинительная речь, поразила ее до глубины души. Она не нашлась что ответить. Алекс настаивал:
— Прочтите письмо. Я принес его вам. Вопрос в том, почему мы стали мишенью неизвестного отправителя.
— Дайте взглянуть.
Он сунул руку в карман и подал ей письмо, наблюдая, как она хмурит лоб, быстро проглядывая текст. Потом она начала читать снова.
Потом Эмилия сказала то, что он ждал. Два простых слова, произнесенных тихим шепотом! Слова, которые заставили его замереть.
— Кто-то знает.
— Что знает? — Он сделал нетерпеливый жест рукой.
Эмилия взглянула на него, чуть опустив ресницы, и проговорила, едва разжимая губы:
— То есть знает о нас с вами.
Музыка заиграла снова. К своему облегчению, Алекс не заметил, чтобы кто-нибудь из толпы обратил внимание на их с Эмилией небольшое совещание.
Наверное, зал был слишком переполнен. Иначе их сближенные головы очень заинтересовали бы многих присутствующих.
— О нас с вами?
— Не о ночи на моем балконе, но, может быть, о том, что было в беседке? Что, если наш поцелуй видела не только тетя София? — спросила она. Морщинка прорезалась между ее чудесно очерченных бровей. В этом зеленом платье она была ослепительна, огоньки свечей зажигали мерцающие искорки в ее волосах цвета темного золота. — Есть романтическое сходство между нашей встречей в ту ночь и тем, что случилось многие годы назад. Вам не кажется?
Алекс смотрел на Эмилию, пораженный ее безыскусной искренностью. Помолчав, он сухо сказал:
— Не могу сказать, что мне в голову приходило нечто подобное.
— Они питали друг к другу запретную страсть. — Эмилия чуть пожала плечами, но выдержала его взгляд. — Мы встречаемся в тайне, потому что оба знаем — наши семьи не одобрили бы. Но кто-то знает об этом.
Слово «страсть» в устах молодой женщины отозвалось в нем, подобно сигналу тревоги. Но за время их утренних прогулок он успел понять, что фальшь и притворные уловки не в ее характере. Прямота и чистосердечие Эмилии ему очень нравились, но к чему им развивать дружбу?
Она ему нравилась. То есть, разумеется, он ее желал, особенно сейчас, любуясь ею в этом чудесном зеленом платье, с едва заметным румянцем на щеках, разгоряченных после танца, с этой смутной, колдовской улыбкой на нежных, манящих губах. И все же она ему нравилась. Настоящая, независимая — может быть, не по собственному выбору, а вследствие равнодушия к ней отца. Тем не менее Эмилия была именно такова — и не стыдилась того, что ее, женщину, природа одарила еще и острым умом!
— Полагаю, тут действительно есть некое поэтическое сходство. Но простите мне, если я надеюсь, что конец будет получше! Ведь эту историю не назовешь счастливой. — Он повел бровью. — Прошу вас, нельзя ли вернуться к главной теме: кто бы мог посылать нам эти письма?
— Признаюсь, я нахожу странным, что в чьем-то распоряжении находятся и ее письма, и письма моего дедушки. Нелепо думать, чтобы это делали два разных человека, — приходится допустить, что отправитель один. Кто знал их обоих?
— Думаю, их знали всего несколько человек. — Алекс уже обдумывал этот вопрос. — Логично предположить участие моей бабушки, потому что она хранит переписку своей золовки. Вдовствующая герцогиня обладает многими талантами, но действовать исподтишка — не в ее стиле. Кроме того, она не станет посвящать кого бы то ни было в эту очень личную переписку. Должен заметить, она находит что роман Анны оскорбляет нашу семью.
— Следуя похожей цепочке рассуждений, я могу предположить, что у отца, вероятно, сохранились бумаги деда. Но вряд ли отправитель — мой отец. Думаю, мы можем отмести эту мысль. Сомневаюсь, что ему хватило бы воображения.
— Я согласен с этим. — Разумеется, Алекс не знал, что за человек ее отец, по вполне понятным причинам. Однако представить, как Хатауэй втайне отправляет письмо собственной дочери? Тем более сыну заклятого врага? — Итак, мы приходим к очевидной мысли, что тут замешан кто-то посторонний. И мне все еще неясны мотивы.
— Давайте потанцуем, — вдруг сказала Эмилия.
Алекс застыл как громом пораженный:
— Прошу прощения?
— Я вижу, что к нам направляется лорд Уэстхоп, — сказала она тихо, однако настойчиво. — Вы пригласите меня на вальс?
«Просто отошлите его восвояси, — подумал он, — как многих прочих!»
Беда только, что ему действительно хотелось с ней танцевать, так почему бы нет, если выпал шанс, черт возьми?
