Уверенный в том, что ему удалось полностью завладеть вниманием индейца, Джейсон продолжал свой рассказ со всеми подробностями, зная, что молодой человек не замедлит передать его своим соплеменникам. В конце концов Ревущая Молния полностью уверился в том, что Габриель уже никогда больше не позволит ни одному мужчине завладеть ее сердцем, и потому, правда, не без сожаления, оставил дальнейшие попытки посвататься к ней. Вынув из прически орлиное перо, индеец протянул его Габриель, надеясь, что девушка примет от него этот залог его любви, даже несмотря на то, что она отказалась стать его женой.
Габриель одарила его нежной улыбкой и, прежде чем взять у него из рук подарок, смахнула последние слезы со щек.
– Пожалуйста, передай этому юноше мою благодарность. Молодой воин, вынув кинжал, тотчас подался к ней, и глаза Габриель расширились от ужаса.
– Не бойся, он хочет отрезать на память прядку твоих волос, – успокоил ее Джейсон.
Габриель одобрительно кивнула, и Ревущая Молния осадил своего пони рядом с Санни. По его грустному взгляду она поняла, что он был глубоко задет ее отказом, но по крайней мере они дали индейцу удобный предлог, чтобы спасти его гордость. Отрезав довольно толстую прядь ее великолепных рыжих волос, он улыбнулся на прощание и, вернувшись к своим воинам, увел их прочь.
Довольный тем, что их испытания остались позади, Джейсон слегка потрепал Габриель по руке.
– Он наверняка до конца своих дней будет носить с собой прядь твоих волос.
– Я тоже буду беречь это перо, Джейсон, поскольку действительно считаю его предложение большой честью для себя, хотя и не могу его принять.
– По той самой причине, о которой ты ему сказала?
– А по какой же еще? – Габриель повернула Санни в сторону каравана, не без горечи думая о том, что молодой красивый индеец решил попросить ее руки, а человек, которого она любит, так до сих пор и не сделал этого.
В свою очередь, горько разочарованный ее холодностью, Джейсон поскакал вперед, чтобы отдать приказ фургонам трогаться в путь.
Как только угроза нападения индейцев миновала, дни снова потекли безмятежно. Габриель казалось, будто они путешествовали уже целую вечность. Это тягучее однообразие навевало такую скуку, что время для них как будто остановилось, и каждый новый день ничем не отличался от предыдущего. Наконец переселенцы покинули окрестности северного притока Платта и направились дальше вдоль берега реки Свитуотер, чьи воды плескались у подножия огромного гранитного образования, известного под названием Скала независимости. Тут караван сделал короткий привал. Барбара тотчас пожелала прочитать все имена, написанные на граните, и добавить к ним свое. Пришлось Полу приготовить смесь из грязи и пороха, которую можно было использовать вместо краски.
– Говорят, каждый, кому случается проезжать по Орегонской тропе, оставляет здесь свое имя. На этой скале гигантский список переселенцев, следующих на запад. Подумать только, что наши внуки когда-нибудь пройдут по тому же самому пути и, прочитав наши имена, узнают о том, какое захватывающее приключение мы пережили! – весело щебетала Барбара, когда они все вместе приблизились к огромной скале.
– А знаешь, Барбара, мне очень нравится твоя мысль, – откликнулась Габриель. – Надеюсь, кто-нибудь из моих потомков увидит здесь мое имя и оценит то, что я сделала.
Айрис, конечно же, посчитала весь их замысел пустой затеей, но, как всегда, присоединилась к спутницам, которые уже карабкались вверх по гранитной скале, чтобы найти подходящее место для своих надписей.
Увидев это, Джейсон расположился на полпути к вершине и крикнул им:
– На этой скале более пяти тысяч имен, дамы! У нас едва хватит времени, чтобы надписать здесь свои собственные инициалы, не говоря уже о том, чтобы прочесть все остальные.
Подруги тотчас остановились и принялись читать написанное вслух, а Габриель, вскарабкавшись повыше, пристроилась рядом с начальником каравана.
– А где ваше имя, мистер Ройал? Наверное, еще выше?
– Да, – отозвался Джейсон с лукавой усмешкой. – Только не просите меня показать его, поскольку я не позволю вам залезать так высоко.
– Когда-то я очень хорошо лазала по деревьям, гораздо лучше, чем большинство моих сверстников, однако я никогда не имела дела с валунами такого размера. – Габриель подняла глаза к вершине скалы, не сомневаясь в том, что при желании вполне могла бы взобраться на нее.
– А я и не подозревал, что в детстве ты была таким сорванцом, – произнес Джейсон, понизив голос.
– Да уж, – призналась Габриель.
Солнечный свет, отражавшийся в ее рыжих волосах, словно окружал ее золотистым ореолом, и Джейсон был несказанно доволен тем, что может просто сидеть и вести с ней беседу, поскольку со дня их памятной встречи с Ревущей Молнией им так и не представилось для этого удобного случая.
Выражение его серых глаз смутило Габриель: они словно манили, притягивали к себе. И ей тоже хотелось просто побыть с ним рядом.
– И как только ты выдерживаешь такое, Джейсон? Эта дорога действительно трудна, так что же заставляет тебя проделывать один и тот же путь снова и снова?
Джейсон только пожал плечами.
– Мне с четырнадцати лет пришлось жить самостоятельно, и большую часть этого времени я провел в путешествиях, хотя в конце концов всегда возвращаюсь в долину Уилламетт, оправдывая это тем, что там находится мой дом.
– И у тебя совсем нет семьи? – спросила Габриель чуть слышно.
– Нет, моих родителей уже нет в живых. Все остальные их дети умерли еще во младенчестве. – Видя сочувствие в ее лазоревых глазах, он поспешно произнес: – Я сам выбрал такой образ жизни, Габриель. Нет ничего лучше, чем стремиться вперед, отдавшись на волю ветра, и не иметь никаких привязанностей и утомительных обязанностей.
– По правде говоря, мистер Ройал, вы напрасно считаете дом и семью утомительной обязанностью, поскольку та беззаботная жизнь, которую вы мне тут описываете, становится совершенно бессмысленной, если в ней отсутствует цель или если вам не с кем ее разделить, – возразила Габриель.
– Вот как? – Джейсон, казалось, был изумлен. – Ваше мнение меня совсем не интересует. В конце концов, это моя жизнь, а не ваша.
Обиженная столь резким отпором, Габриель тотчас спросила:
– Однако вы ведь тоже оставили тут свое имя, так? Значит, то обстоятельство, что вы проезжали по этому пути, должно иметь для кого-то значение.
В ответ на ее замечание Джейсон громко рассмеялся.
– Что ж, мисс Макларен, я так же тщеславен, как и любой смертный, и хочу, чтобы обо мне помнили.
