Внезапно низко висящие облака осветила молния, потом сверкнула еще одна. На секунду замок потонул в бледном призрачном свете. Никаких цветовых оттенков. Только серый цвет, светлый и темный, все остальные цвета, казалось, смыты дождем. Но она ясно разглядела английский лагерь, в котором теперь устроились и валлийцы.
Костер давно погас, от него осталась только черная кучка золы, вокруг которой неподвижно лежали люди. Каждый свернулся под собственным одеялом, стараясь хоть немного отдохнуть, насколько это было возможно при данных обстоятельствах. Белая палатка Клива отчаянно трепыхалась на ветру, а ее откинувшиеся полы показывали, что она набита до отказа.
Уинн почувствовала укол искреннего сострадания ко всем этим людям. Пробыв на улице всего две минуты, она уже успела промочить ноги. Еще немного, и ее тяжелый плащ можно будет выжимать. Она поспешила к лагерю, одной рукой придерживая капюшон, а другой, подобрав юбки.
– Дрюс, Дрюс! – закричала она сквозь дождь, бьющий прямо в лицо.
– Я здесь, Уинн, – ответил он, выглядывая из палатки Клива.
Она бросила на него неодобрительный взгляд. Лучше бы ему скрючиться под дождем, чем воспользоваться английским кровом. Впрочем, в последние дни он проще находил общий язык с Кливом Фицуэрином, чем с ней.
– Идите в замок, – прокричала она без всякого намека на любезность. – Незачем вам здесь спать в такую бурю.
Рядом с Дрюсом показался еще один человек, а когда сверкнула молния, Уинн увидела, что это Клив. И хотя ей был дан всего лишь миг, она разглядела его пронзительный красноречивый взгляд.
– Благодарю, – донесся из темноты его голос.
Уинн с удовольствием исключила бы его из числа приглашенных, сказав прямо тут же, что в замке Раднор ждут только валлийцев. Но она понимала, что так нельзя. Кроме того, это выглядело бы слишком по-детски. Она уже и так проявила себя взбалмошной девчонкой. А роль вещуньи надлежало исполнять с большим достоинством. Как это могло ей помочь, было, однако, непонятно. Через секунду воины – и англичане, и валлийцы – гурьбой ринулись к замку. Уинн задержалась на секунду в опустевшем лагере, размышляя, что принесет ей завтрашний день. Тут сильная рука схватила ее за локоть, и она оказалась лицом к лицу с Кливом Фицуэрином.
– Пойдем со мной в конюшню, – сказал он. – Я хочу проверить лошадей. Там мы сможем спокойно поговорить.
– Нет. – Уинн отпрянула, но он, не обращая ни малейшего внимания на ее решительные протесты, протащил девушку по грязному двору, и вес ее мысли о достойном поведении вмиг улетучились.
– Отпусти меня, негодяй! Не желаю разговаривать с тобой наедине!
– Охотно верю. Но можешь не волноваться, я по крайней мере, не собираюсь отравить тебя.
Это заставило ее еще сильнее упираться. От борьбы плащ на ней распахнулся, и полы бились, как крылья испуганной птицы. Но соперник оказался чересчур сильным и решительным. Словно не замечая ее сопротивления, он безжалостно тянул Уинн.
Оказавшись у дверей конюшни, она схватилась одной рукой за притолоку.
– Я закричу, – гневно пригрозила она. – Я закричу, и через секунду здесь будет Дрюс. Ты, в самом деле, хочешь спровоцировать драку, которая неминуемо последует?
Она думала, что урезонит его. Надеялась, что ее угрозы смогут его остановить. Но Клив только негромко самодовольно рассмеялся, и у нее прошел мороз по коже от его самонадеянности.
– В такую бурю никто тебя не услышит, Уинн, поэтому кричи сколько хочешь. Кроме того, я предупредил Дрюса, что мне нужно перемолвиться с тобой словечком. Наедине. Он не станет нас беспокоить. – Затем он снова подтолкнул Уинн, и, к ее ужасу, она оказалась внутри конюшни вместе с ним. – Давай-ка, устроимся поудобнее. – Говоря это, начал дерзко развязывать тесемки ее плаща.
– Прекрати! Не смей… – Но напрасно она молотила по его рукам. Плащ насквозь промок и отяжелел от дождя. Как только завязки ослабли, он соскользнул с ее плеч и упал позади мокрой грудой. – Ты низкий человек! Ужасный негодяй! – кричала она. – Как ты смеешь мной распоряжаться! И так гнусно вести себя! – Она сжала кулаки, хотя он крепко держал ее запястья. – Будь я мужчиной, я бы вызвала тебя на битву и вырезала бы у тебя твое злодейское сердце, если оно вообще у тебя есть!
– Но ты ведь не мужчина, правда, моя Уинн? – Для большей убедительности он медленно и внимательно оглядел ее с макушки мокрой головы до заляпанных грязью теперь уже босых ног.
Эти несколько слов, этот пронзительный взгляд погубили ее. Она представила, как, должно быть, сейчас выглядит: со спутанными распущенными волосами, без башмаков, потерянных в грязи, в простом льняном платье, промокшем насквозь, – в полном беспорядке. И все же под мокрым платьем безошибочно угадывалась полностью созревшая фигура. Казалось, только это он и замечал. У нее перехватило в горле, и она судорожно проглотила слюну.
– Это неприлично, – удалось ей прошептать.
Она попробовала отстраниться, но хватка у него была железная.
– Какие уж там приличия, – согласился он. – Но боюсь, что это неизбежно. – Он притянул Уинн к себе и дотронулся рукой до ее лица. Его ладонь соскользнула вниз по всей длине мокрых и спутанных волос, по руке и, наконец, замерла на талии. – То, что я хочу сделать с тобой, далеко от приличий.
Тут он нахмурился и глубоко вздохнул. Уинн, продрогшей от холодного дождя и ледяной ярости, вдруг стало непривычно тепло. Хотя она представляла, что происходит, когда соединяются мужчина и женщина, ей было невдомек, о каком таком желании рассказывают женщины, тихо посмеиваясь. Она лишь помнила крики сестры, полные боли и ужаса. А более того ей было не понять.
Но благодаря этому человеку она поняла.
Нет, не то чтобы поняла. Ей никогда не понять, почему он вызывает в ней такие чувства. Но она знала, что ему это удается. Не думая, она шагнула ближе, прямо в его объятия. От него веяло еще большим теплом, чем от нее. Она подняла лицо навстречу поцелую, который, как она знала, должен был последовать. Сделала это вопреки здравому смыслу, подсказывавшему, что так поступать нельзя.
Но Клив не поцеловал ее. Он еще крепче сжал объятия, спрятав ее голову у себя под подбородком. Они так постояли с минуту, пока ливень без устали колотил по соломенной крыше. В нескольких переполненных загонах животные то и дело беспокойно шевелились, но внутри конюшни было тихо, тепло и сухо. Даже самая яростная буря сюда не проникала. Крепкие стены оставляли ненастье вдалеке, а сильные руки Клива защищали Уинн от реальности.
Она сильнее прильнула к нему, не желая ни о чем думать.
– Ах, женщина, как было бы легко мне забыться с тобой, – тихо пробормотал он ей в ухо.
