— Это усталость дает знать о себе, — поначалу уклончиво ответила Анна, но потом все же передумала и спросила: — Скажите, Викентий Арсеньевич, вы тоже считаете, что я впадаю в излишнюю подозрительность?
— Еще три дня назад я именно так и думал, — признался адвокат, — но, как человек, неоднократно в своей жизни соприкасавшийся с разными криминальными случаями, могу признаться, что события, на которые вам удалось пролить свет, меня взволновали, и я стал сомневаться в том, что недавно считал таким бесспорным. И потому готов всячески помогать вам.
— Я рада, что вы перестали упрекать меня в твердолобости и жадности, — печально улыбнулась Анна, — ибо думаю, что у истории этой странный, горький привкус. И жертвы, о которых мы уже знаем, могут оказаться не последними.
— Надеюсь, мы успеем этому помешать, — кивнул Саввинов и вышел проводить свою гостью к выходу…
Женщину, постучавшуюся в дверь квартиры, которую снимал Каблуков, дочь сыщика с редким именем Леокадия приняла любезно, посчитав за клиентку, но дождаться отца не предложила — она уже месяц не видела его и пребывала в страшном смятении. Денег, оставленных Каблуковым едва хватало свести концы с концами, а отец все не приезжал, хотя и обещал, что дело будет быстрым и выгодным, и он не то чтобы разбогатеет, но получит весьма солидный процент, который позволит семье переехать в район получше и какое-то время ни в чем не нуждаться. Он даже мечтал об отдыхе — молодая женщина вздохнула и погладила по голове тершегося у ее коленей мальчика, белолицего с русой в кудряшках головой и похожего на ангела.
— Обещаю вам, что выполню последнюю волю вашего отца, — тихо сказала Анна.
— Кто вы? — вздрогнула молодая женщина и побледнела. И эта бледность усиливалась по мере подробностей, всплывавших в рассказе Анны. Леокадия выслушала всё молча, словно окаменев, и только растерянно спросила потом, где же ей оставить сына, пока самой придется ехать в Двугорское, чтобы опознать отца и уладить все дела с похоронами: дальняя до рога слишком утомительна для такого малыша.
— Вам не стоит ни о чем беспокоиться, — поспешила заверить ее Анна. — Ваш ребенок останется под присмотром вместе с моими детьми. И уверяю вас, впредь вы не будете нуждаться. Я сдержу обещание, данное моим отцом, князем Долгоруким, — но вы получите не только те деньги, что он обещал заплатить вашему отцу, а также и пособие, которое будет выплачиваться вам ежегодно в качестве дополнения к пенсии, которую, я похлопочу о том, за вами сохранят. Я же возьму на себя все заботы о погребении вашего отца.
— Вы так добры к нам, — прошептала молодая женщина, потрясенная всем услышанным.
— Увы, это совсем немного по сравнению с той утратой, что вы понесли, — промолвила Анна. — Я и сама только что пережила это горе, но, поверьте, ваш отец погиб не напрасно.
— Ему удалось довести расследование до конца? — удивилась Леокадия.
— Вполне возможно, и даже больше, — мягко улыбнулась ей Анна. Она не хотела сверх сказанного тревожить деталями несчастную женщину, но Каблукову и впрямь удалось главное: растревожить осиное гнездо — заставить самозванца и Долгорукую действовать. Пусть ценой своей жизни, но сыщик вынудил заговорщиков предпринять меры, которые привлекли к ним слишком много внимания. Внимания, которое дорого обошлось Анне и этой худощавой, измученной жизнью молодой женщине, и которое приведет их, в конце концов, к разгадке тайны так называемого «барона Корфа».
Леокадия позволила гостье осмотреть стол в кабинете отца, но среди бумаг сыщика Анне не удалось найти ничего такого, что подсказало бы, куда он ездил и что нашел. А в том, что по искам Каблукова сопутствовала удача, Анна не сомневалась — иначе его не стали бы убирать с дороги те, для кого были опасны результаты его расследования.
Назавтра, оставив сына Леокадии на попечение Татьяны и Варвары, Анна вместе с молодой женщиной и в сопровождении Никиты отправилась в Двугорское. А после того, как было установлено сходство неизвестного, найденного убитым в лесу близ имения Долгоруких с пропавшим петербургским сыщиком, приехавших из столицы пристав проводил на кладбище, где под безымянным крестом был похоронен убиенный Каблуков.
— К сожалению, сударыня, это все, что осталось от погибшего, — смущаясь тяжелого момента, виноватым тоном сказал пристав, подавая Леокадии узелок с вещами, что остались от ее отца. — Это то, что мы нашли в его номере в гостинице.
— Благодарю вас, — кивнула Анна, забирая узелок: Леокадия, безутешно рыдавшая над уже поросшим травою холмиком, даже не обратила внимания на его слова.
Пристав еще в растерянности помялся немного, потоптавшись на месте, а потом козырнул и ушел — что тут скажешь, разве такому горю слова помогут? Никита, уже окрепший после возвращения из тюрьмы, тоже переживал и все смахивал слезы, предательски набегавшие на глаза. И лишь Анна сохраняла сдержанность и внешнее спокойствие, которые питала решимость дойти до поставленной перед собой цели. Анна не могла позволить себе проявить даже вполне понятную и оправданную слабость. Конечно, иногда и слезы бывают оружием, но сейчас от нее требовалось иное — сосредоточенность и способность рассуждать здраво и логично. Быть может со стороны, это могло быть кем-то воспринято за черствость, но — если бы кто знал, как ей давался этот стоицизм!
— Нам пора возвращаться, — тихо и ласково сказала Анна, услышав, что Леокадия больше не плачет, а просто тихо безучастно сидит на земле, раскачиваясь из стороны в сторону.
Вместе с Никитой они подняли молодую женщину под руки и повели к карете, чтобы ехать в Петербург.
— Вы можете не беспокоиться, — по дороге говорила ей Анна, — мы позаботимся о том, чтобы на могиле вашего батюшки было установлено надгробие и крест с именем. И вы сможете в любое время навещать его, только сообщите о своем желании отправиться в Двугорское заранее, и я всегда распоряжусь об экипаже для вас.
— Вы так много делаете для моей семьи, — еле слышно промолвила еще не отошедшая от слез женщина.
— Я чувствую ответственность за то, что случилось с вашим отцом, — кивнула Анна, — и вам не стоит считать себя обязанной мне.
— Странно, — вдруг сказала Леокадия, рассматривая вещи лежавшие в узелке, переданном для нее приставом. — Неужели отец ездил в Горы?
— О чем вы? — не поняла Анна, обращая внимание на книжицу, похожую на часолов, которую Леокадия держала в руках и растерянно перелистывала страницу за страницей.
— Это кулинарная книжка моей матушки, — пояснила молодая женщина. — Елена, моя сестра, давно обещала вернуть ее, но все ждала оказии — хотела и нас повидать, и долг отдать. Так значит, отец заезжал к ней?
