– Понятно. Так что, именно брак Маргрейва навел вас на мысль о таком же пути?
– Ну, вообще-то нет. Я знал, что Маргрейв с супругой решили пожениться из материальных соображений, но в то время мысль о собственной женитьбе мне в голову не приходила. Собственно, я был твердо настроен вообще никогда не жениться.
– До тех пор пока отец не лишил вас денег?
– Да. – Николас с некоторым вызовом посмотрел в ее холодные глаза. – Именно так.
– И вам нужна жена с приданым, потому что его решение бесповоротно? Разве нельзя убедить его смягчиться, когда вы просто на ком-нибудь женитесь?
Николас пожал плечами.
– Мне сообщили, что он готов к этому при условии, что я выполню определенные его требования. А у меня нет ни малейшего желания эти требования выполнять.
– И что же это за требования?
– А вы не можете догадаться, учитывая все наши предыдущие разговоры о моих предпочтениях? Позвольте, я намекну, – добавил он, не дав ей ответить. – Лэнсдаун обожает навязывать свою волю всем без исключения, передвигает людей, как фигуры на шахматной доске. Я же, будучи человеком своевольным, не желаю ублажать его и становиться одной из этих фигур.
Белинда нахмурилась, обдумывая это.
– Значит, вы решили жениться, но сознательно выбираете женщину, которую он не одобрит? К примеру, девушку, принадлежащую к католической церкви. Или американку. И она должна быть богатой, потому что если он ее не одобрит, то деньги вам не вернет.
Разумеется, это была далеко не единственная причина, но Николас подумал про Кэтлин и решил не вдаваться в подробности.
– Да.
Белинда чуть склонила голову набок, задумчиво на него глядя.
– Вы в своей жизни всегда поступаете вопреки тому, чего хочет ваш отец?
– Так часто, как это только возможно. Полагаю, вы находите это ужасным.
– Нет, – негромко ответила она. – Я нахожу это печальным.
Николас заметил в ее взгляде намек на сочувствие, и это ему не понравилось. Стало больно где-то глубоко внутри, в чем ему было неприятно признаваться.
– Печальным? – эхом повторил Николас и вызывающе улыбнулся. – Совсем напротив, раздражая Лэнсдауна, я испытываю искреннее наслаждение.
– Да, полагаю, так и есть, – согласилась Белинда, ничуть не удивившись.
Николас заерзал на сиденье.
– Черт побери, Белинда, – досадливо воскликнул он, – да что же в вас есть такое, что вечно вынуждает меня ощущать себя жуком, наколотым на булавку?
Она слегка улыбнулась.
– Почему вы не любите говорить о себе?
– Да вы на себя посмотрите! – возразил он, обрадовавшись возможности сменить тему. – Держу пари, многие гадают, что же скрывается под вашей внешней оболочкой. Во всяком случае, я об этом думаю.
Белинда перевела взгляд на свои колени.
– Не понимаю, о чем вы.
– Нет? Позвольте, я объясню. – Николас опустился перед ней на колени, не обращая внимания на то, что она дернулась. – Вы такая холодная, можно подумать, у вас даже масло во рту не тает. Но… – Он помолчал, уперся ладонями в жесткую кожу сиденья около ее бедер. – Но это только маска, верно?
Трабридж подался вперед, животом задев ее колени, и от этого прикосновения глубоко внутри медленно начало разгораться желание. Николас понимал, что вступает на опасный путь, но сейчас это ему было безразлично.
– Я мало что знаю про вас, Белинда Федерстон, – пробормотал он, – но одно знаю точно. Под этой чопорной, ледяной внешней оболочкой вы пылаете жарче, чем адский огонь.
Ее бровь взлетела вверх, словно этим Белинда пыталась запугать его.
– Думаю, любая женщина, чопорная ли, пылкая или нет, сочтет вашу теперешнюю близость попыткой заигрывать с ней, что означает – вы нарушаете свое обещание, данное меньше недели назад. Вы всегда так легко нарушаете обещания, данные женщине?
Этими словами леди Федерстон разбила его наголову, и они оба это знали. Николас снова сел на свой диванчик, мысленно проклиная себя за то, что дал ей это смехотворное обещание. Теперь он мог лишь смотреть, как она открывает свой сафьяновый дорожный саквояж, вытаскивает из него книгу, кладет ее на колени и начинает читать. Разговоров, очевидно, ожидать не стоило, и Николаса словно отбросило назад, в то время когда он только садился в поезд с восхитительной Белиндой напротив, не имея возможности хоть как-то отвлечься.
Поскольку маркиз с собой книгу захватить не догадался, оставалось смотреть в окно, но даже самые очаровательные сельские пейзажи Англии не могли сравниться с видом напротив. Прошло не больше пяти минут, а Николас снова не мог оторвать от нее глаз.
Трабридж начал с ее высокого, заколотого камеей воротника и, спускаясь все ниже, думал, как ему повезло, что ее темно-синее с кремовым дорожное платье такое изысканное. С бесчисленными рюшками и оборками, с дюжиной пуговиц и ленточек, с нижним бельем, наверняка таким же замысловатым, он мог надеяться – для того, чтобы в своем воображении снять с нее все целиком, потребуется больше времени, чем занимает поездка. Потому что если она окажется голой до того, как они приедут в Норфолк, и ему придется сидеть тут с этой картинкой в голове, связанному по рукам и ногам своим дурацким обещанием не прикасаться к ней, то останется только пройти в конец движущегося поезда и броситься на рельсы.
Николас все еще смотрит на нее. Белинда не отрывала глаз от книги, но ей это и не требовалось, она ощущала на себе его взгляд, словно палящее солнце. Колени все еще горели там, где прижимались к его телу, а слова его словно клеймо были выжжены в мозгу: «Под этой чопорной, ледяной внешней оболочкой вы пылаете жарче, чем адский огонь».
Теперь Белинда и вправду пылала, и все из-за него. Она пыталась сосредоточиться на книге, но под его взглядом это было невозможно. И Трабридж тоже это знает, испорченный человек.
– Знаете, если уж вы притворяетесь, что читаете, – пробормотал он, – то, наверное, следует переворачивать страницы хотя бы иногда. Так будет гораздо убедительнее.
Белинда взглянула на него поверх книжки и обнаружила, что Николас развалился на своем сиденье в ленивой позе, прислонившись плечом к окну. Губы его изогнулись в улыбке.
Она нахмурилась.
– Неужели вам никто не говорил, что смотреть на человека в упор – грубо?
– Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Лучше я буду смотреть на вас, чем в окно. Это гораздо приятнее.
– Весьма откровенные комплименты, – сказала Белинда, переворачивая страницу. – Но на меня они потрачены зря.
– Разве я не знаю? – уныло отозвался Николас. – Но от этого они не становятся менее правдивыми.
Белинда хмыкнула.
– Полагаю, вы сочтете созерцание любой молодой женщины более предпочтительным, чем вид из окна.
