от тарелок.
— Сира, подойди, — Луций продолжил допрос, — Скажи все, о чем тебе разболтала Фелица. Пусть хозяйка услышит.
Рабыня приблизилась к столу и, опустив голову, молчала. Атилия все поняла. От этого она почувствовала страх на кончиках пальцев. Если сейчас муж уличит ее во лжи и объявит в связи с гладиатором — отвертеться не получиться. Он просто ей не поверит. А позже ее ждет наказание. Очень жестокое.
Если она после этого не выживет — у него есть свидетели в ее «измене». Ни один судья не встанет на защиту жены-изменщицы. В горле она почувствовала все увеличивающийся ком. Дышать стало невыносимо трудно и больно.
— Ну! Сира, не заставляй меня злиться еще и на тебя.
— Там были гладиаторы, — выпалила испуганная рабыня.
— Замечательно. Фелица, подойди! Ну, теперь ты поведай мне все, что рассказала Сире. Это уже не секрет.
Фелица стояла молча. Она нервно перебирала пальцы на руке. Огромные глаза выдавали, на сколько она испугалась. Взгляд перепрыгивал с хозяина на Атилию. Но она молчала, не проронила ни слова.
— Ты решила ослушаться своего господина!? — Луций резко встал из-за стола и приблизился к ней.
— Я ничего не говорила. Сире, наверное, все приснилось, — дрожащие еле слышные слова вырвались из рабыни.
— Врешь, дрянь!
Он с размаху кулаком ударил ей в лицо. Фелица рухнула на пол, будто ее серпом срезали, как колос. На полу она скрутилась в калачик, закрыла ладонями лицо, и плакала с хлюпаньем. Атилия увидела, как крупные капли ярко красной крови стекали с ее пальцев на белый мраморный пол.
Всего несколько мгновений понадобилось Атилии, чтобы ясно представить, как все случилось. Фелица любила поболтать. Если ее не остановить, она болтала бы, без умолку, с утра до ночи, и не устала. Сира, с недавнего времени, жила с ней в одной комнате. Из-за своей недалекости, Фелица решила, что они подруги и с ней можно поделиться секретами. Она выложила все. И теперь страдала за это. Луцию она не смогла выдать хозяйку. Сейчас если Атилия не вмешается, то он забьет до смерти и эту простодушную дурочку.
Он уже с наслаждением пинал ногой лежащую на полу рабыню. При этом приговаривал: «Будешь молчать? Будешь?».
— Хватит! — Атилия вскочила из-за стола.
Луций от неожиданности даже передернулся. Но быстро пришел в себя.
— О-о, посмотрите, кто тут у нас осмелел? — он говорил с издевательской интонацией, — Да это же будущая потаскуха императорского лизоблюда. Ты что о себе возомнила? Хочешь под защиту августейшего? А захочет ли он стать твоим патроном, когда узнает что ты трахаешься с жалким рабом, с животным?
— Во-первых, я ни с кем не спала! — она вскипела от возмущения и издевок мужа, и уже не могла себя сдерживать, — Во-вторых, он давно не раб! И был рожден свободным.
— Ты уже его защищаешь. Ты, дочь знатной семьи Рима, выгораживаешь варвара и бывшего раба. Да он мясник, головорез! Ты хоть представляешь, скольких он убил?
— Он, хотя бы, дрался на равных. А ты избиваешь только тех, кто не может тебе ответить это ты мясник и садист. Ты убил свою жену, мать Секста — Цецелию!
Ехидная улыбка на лице Луция сменилась звериным оскалом. Казалось, сейчас из его глаз заискрится.
— Ах, ты жалкая шлюха! Я вышвырну тебя в сточную канаву — где тебе и место!
Он угрожающе приближался. Атилия решила, что не будет безвольной жертвой. Она схватили со стола кухонный нож, и выставила его перед собой.
— Это ты жалок! Только подойди, и я тебя пырну, как свинью!
Выкрикивая в отчаянье угрозы, она надеялась напугать. Очень сильно не хотелось выполнять сказанное. Луций поверил, остановился.
Тяжелая мужская рука схватила ее сзади, обхватила шею и сдавила. От неожиданности Атилия выронила нож. Она двумя руками силилась оторвать эту железную хватку, но тщетно. Сил не хватало, как и воздуха.
— Молодец, Азий.
Сильный удар кулаком в живот вывел ее из равновесия. Луций не церемонился.
— Тащи ее в мою спальню и свяжи там. У меня есть дела поважнее. Я тебя потом навещу, моя женушка. Надо приготовить золотых монет. Мы нашли человека, который разрушит все твои ожидания. Этот грязный варвар, точно не доживет до утра.
* * *
Германус очнулся в незнакомом месте. Он не понимал, где оказался, и что с ним произошло. Голова болела, в ушах стоял звон. Все выглядело каким-то мутным, похожим на отражение в старом бронзовом зеркале. Еще казалось, что вокруг летают какие-то светящиеся мошки.
Кроме всего прочего его сильно тошнило, как с жесткого похмелья. Но он точно знал — накануне не пил. Что же он делал? Готовился к бою. Даже, вроде, как по ощущениям уже бился. Самого выступления на арене он не помнил. Свое имя вспомнил не сразу. От самих мыслей возникала боль. Не то чтобы если не думать то голова не болела, вовсе нет. Просто боли прибавлялось, когда силился напрячь память.
Левая рука оказалась перебинтована. Под бинтами было что-то твердое. Ноющая боль обнаружилась, когда пытался шевелить ей.
Может его убили, и он в подземном мире?
Тогда почему попал к римскому богу смерти? На это явно указывали мозаика на полу и росписи на стенах.
Он попытался подняться и сесть. Это оказалось не так просто.
«Не вставай, Германус. Тебе пока нельзя». Кто это назвал его по имени, слова незнакомца до него не сразу дошли. «Ты ко?» — смог выдавить он. Язык не слушался. «Я императорский лекарь. Меня поставили к тебе, вытащить из лап Диса».
Понадобилось какое-то время, чтобы осмыслить. После он ответил: «М-м» — что значило удовлетворение услышанным.
Ему сейчас надо то от чего становиться легче. Только вот как это называется, он забыл. Пытался вспомнить, испытывая пульсирующую боль внутри головы. Сморщился.
«Воды?» — предложил говоривший. Германус сразу же кивнул. «Угу» — подтвердил он.
Лекарь подошел и аккуратно приподнял ему голову. Затем не спеша стал поить из глиняной кружки. Вода оказалась прохладной, она стала спасением. Он пил ее почти не
