— Знаешь ли ты, что значит жестоко уязвленное самолюбие, Юлиана? Я когда-нибудь тебе скажу, не теперь, еще не скоро, пока…
Молодая женщина вдруг молча прошла мимо него; он стоял спиной к охотничьему домику, а потому не мог видеть, как из-за кленовых деревьев показалась герцогиня со своей фрейлиной.
Незавидным было положение Лианы! Быстрый любопытный взгляд герцогини отметил, как резко оттолкнул Майнау ее руки. С пылающим лицом шла она навстречу дамам; от нее не укрылась злобная ухмылка, мелькнувшая на лице фрейлины, и это усилило ее смущение.
Герцогиня своим появлением положила конец тягостной сцене между супругами. Муж журил свою молодую жену за ее недавнюю бестактность и сурово отверг ее просьбу о прощении, что возможно только при совершенном отсутствии чувства. Теперь она была спокойна и размышляла о том, что этой со смущением приближавшейся к ней рыжеволосой Трахенберг, чтобы быть олицетворением гетевской Гретхен, недоставало только вещей маргаритки в руке, на которой бы она гадала. И отчего бы не признать, что эта преследуемая всеми ненавистная вторая жена была чрезвычайно прелестна? Фауст не любил ведь Гретхен, он обращался с ней сурово, потому… да потому, что не мог так же скоро отвязаться от девочки с красновато-золотистыми волосами, как скоро, из жестокой мести, связал себя с ней.
— Любезная баронесса Майнау, зачем вы уединяетесь? — воскликнула она, благодушно обращаясь к молодой женщине.
В руках у нее была корзинка с фруктами. Герцогиня остановилась в такой живописной позе в ожидании приближавшихся, что если бы держала корзинку повыше, то можно было бы подумать, что она хотела изобразить дочь Тициана в живой картине.
— Вот моя благодарность за ваши прекрасные цветы — я сорвала это собственноручно, — сказала она, подавая Лиане фрукты.
Фрейлина с удивлением смотрела на этот дар. Она не привыкла к тому, чтобы гордая герцогиня выражала так дружественно свою благодарность, — может быть, она не знала, что одержимая страстью женщина, вполне уверенная в своем торжестве, может относиться чрезвычайно ласково и милостиво к побежденной…
— А теперь сделаю вам выговор, любезная баронесса! Почему вы избегали нас до сих пор? — спросила она. — Я надеюсь увидеть вас у себя в самом скором времени.
Лиана бросила на стоявшего возле нее Майнау быстрый взгляд… Ноздри его едва заметно дрожали, как будто он удерживался от иронической улыбки; а в общем он опять принял свой обычный вид человека важного и равнодушного ко всему окружающему.
— Ваше высочество, извините меня, если я ослушаюсь вашего повеления, — решительно сказала молодая женщина. — Через несколько дней мой муж отправится в путешествие и отпускает меня в Рюдисдорф, — проговорила Лиана так спокойно, как только могла.
Разрыв произошел при совершенно мирных обстоятельствах.
— Как, барон Майнау! Неужели это правда? — спросила герцогиня слишком торопливо и встревоженно.
Она до того забылась, что фрейлина стала покашливать.
— Отчего же нет, ваше высочество? — ответил Майнау, равнодушно пожимая плечами. — Рюдисдорф чрезвычайно здоровая местность и весьма подходящая для тех, кто больше всего любит погружаться в самого себя… Так как я сам перелетная птица, зачем же я буду препятствовать другим вернуться в свое родное гнездо?.. Берегись, Юлиана! Она порвет твое прелестное платье!
Майнау говорил об огромной собаке, принадлежавшей Лео и, вероятно, самовольно вырвавшейся из охотничьего домика и радостно прыгавшей вокруг молодой женщины.
— Эта сумасшедшая собака страстно привязалась к тебе; что с ней, бедной, будет, Юлиана? Лео не захочет расстаться с ней!
Лиана закусила губу — это был ответ на ее просьбу, и в каком легкомысленном и холодном тоне!.. Взгляд, которым он сопровождал свои слова, видела только фрейлина и впоследствии уверяла герцогиню, что он выражал отвращение и, сверкнув подобно молнии, вонзился в «рыжеволосую жену».
Между тем дети герцогини бегали с Лео по парку. Им вскоре надоело рвать спелые и неспелые плоды, лакомиться ими и бросать недоеденные на землю. Кофейный стол также не привлекал их, и они отказались от молока и пирожных, которыми угощала их Лен. Их манило в индийский сад, где раздавались крики обезьян. Принцам, однако, было запрещено одним, без старших, ходить в «Кашмирскую долину», главным образом из-за пруда, который был очень глубоким. Но на подобные запреты они мало обращали внимания. Им под диковинными деревьями было очень весело, они шумно играли, зная, что мама и господин Вертер сюда не придут, а фрейлине «нет до нас никакого дела», как уверял наследный принц своего товарища Лео.
Они спугнули вола, гревшегося на солнце у пруда, и тот, в силу своих почтенных лет и миролюбивого характера, тотчас же поспешил удалиться в рощу. Лебеди от метко направленных в них камней замахали крыльями и полетели к своему убежищу, а стая золотистых фазанов разлетелась в разные стороны при звуке детских шагов.
— Что, Лео, колдунья все еще там? — спросил наследный принц, указывая на индийский домик. Лео кивнул.
— Если б я только мог… — И он хлестнул воздух своим хлыстом.
— То выгнал бы ее или бросил бы в воду!
— Какие глупости! Кто же не знает, что колдуньи не тонут! Они всегда всплывают и могут так плавать хоть сто лет. Это говорила мне Бергер, а она это наверняка знала.
Удивленный наследный принц даже рот разинул: чудо это было для него ново, но оно все-таки не могло нарушить его планы.
— Если б у нас был порох, — сказал он, — мы могли бы преспокойно взорвать ее, и она взлетела бы в воздух. Капитан фон Горст объяснил мне вчера на уроке, как это делается: берут пропитанную серой нитку…
— Порох есть в охотничьем домике! — вскричал Лео, разгоряченный до крайности. — Взорвать колдунью! Вот будет потеха!
Дети побежали по плантациям, стараясь не наткнуться на воспитателя и держась подальше от шпалер, где мать рвала фрукты. Они были слишком хитры, чтобы выдать кому-нибудь свою тайну; они хотели сделать всем сюрприз, а потому тихонько пробрались в охотничий домик. Ключ они нашли вставленным в замок шкафа с оружием, где за стеклом висел в дорогой оправе соблазнительный пороховой рог. Ловчего не было дома. Наследный принц влез на стул, снял с гвоздя рог и заглянул в него: он был доверху полон пороха. Затем он стал искать пропитанную серой нитку, но ее нигде не оказалось. Маленький принц и тут нашел выход: на ночном столике увидел он огарок тонкой восковой свечки, а рядом в спичечнице спички.
— Довольно и этого! — сказал он и спрятал свечку и спички в карман.
