Натали воспользовалась возможностью и тоже встала. Она открыла веер и, стараясь подавить свое волнение, проговорила:
— Думаю, мне лучше прогуляться в таком случае. Пожалуй, я выйду в фойе, там не так душно.
— Хорошая идея, — согласилась Мадлен. — И, наверное, уже пора поискать Джонатана. Скоро появится дочь графа. — Она шагнула вперед, но затем остановилась и повернулась назад. — Постарайся заметить его замечательные качества, Натали. Все, к чему ты стремишься, совсем близко, хотя, может быть, твоя мечта не завернута в такую красивую бумажку, какую ты хотела бы развернуть в первую очередь.
Эти слова ввели Натали в некоторое замешательство, и она не знала, что сказать в ответ. У нее снова возникло ощущение, что Мадлен и Джонатан знают какой-то секрет, что в словах француженки содержится какой-то более глубокий смысл. Но эта тревожная мысль была столь смутной, что Натали не могла даже облечь ее в слова.
Мадам Дюмэ снова улыбнулась, словно прочитала ее мысли:
— Помни, ты всегда можешь мне доверять. Найди меня позже, и мы поговорим еще немного.
С этими словами она приподняла край своего красивого наряда, мягко повернулась и грациозной походкой направилась к своим знакомым.
Джонатану потребовалось пятнадцать минут, чтобы пробраться сквозь толпу гостей, выйти в фойе и подняться по лестнице на второй этаж. Разумеется, если бы кто-нибудь спросил его, что он здесь делает, то он ответил бы, что разыскивает свою жену или что хотел бы увидеть великолепную коллекцию картин в кабинете графа, которую, как он полагал, только что собирались осмотреть несколько его знакомых. Когда в конце концов его бы убедили, что это ошибка, Джонатан сказал бы, что очень плохо знает французский язык и, возможно, чего-то не понял. Очарование поможет ему избежать неприятностей, если его поймают. Если он что-то и умел в жизни, так это обманывать.
Но его не поймали, и никто не видел, как Джонатан поднимался по лестнице на второй этаж, и в действительности он говорил по-французски гораздо лучше, чем кто-либо мог себе представить. Он хорошо знал свое дело, но это не служило поводом для завышенной самооценки. Молодой человек был довольно скромен или, скорее, деликатен, чтобы позволить себе роскошь высокомерно себя вести. Каждый раз покидая свой дом и отправляясь на задание, он тщательно обдумывал все возможные способы решения конкретной задачи. Джонатан понимал, что без осторожности и умения мгновенно принять решение в таких делах не обойтись. Не имей он этих качеств, его жизненный путь мог бы закончиться в тюрьме или его просто убили бы при выполнении какой-нибудь операции. То же самое могло произойти, не обладай он умением вовремя сконцентрироваться.
Он бесшумно пошел по коридору. Здесь оказалось не слишком светло, как обычно и бывает в частном доме в такое время суток. Естественно, что ни хозяева, ни прислуга не посчитали нужным зажигать много ламп в таком месте, которое никто из гостей не будет и не должен посещать.
Его ботинки издавали мягкий глухой звук, который поглощал темный ковер. Доносившаяся снизу музыка приглушала эхо его шагов. Аннет-Элиза и ее служанки находились на том же этаже, но в другом крыле. Они готовились к выходу именинницы, который ожидался через двадцать минут. Наибольшую опасность представляли слуги, они могли попасться Джонатану по дороге. Как и во всех больших домах, прислуга была кругом — в тени, за углом, в пустых комнатах. Многие богатые люди воспринимали слуг как мебель, только живую, без признаков ума и чувств. Джонатан же, как и сам Лемьер, видел в них опасность.
Ему нужно торопиться. Он вдруг испытал острое желание побыстрее вернуться в зал к Натали. Она начнет что-нибудь подозревать, если он надолго задержится. Но Джонатан надеялся, что Мадлен сможет занять девушку разговорами до тех пор, пока та не забеспокоится и не пойдет его искать. Наконец он оказался у кабинета. Джонатан остановился и прислушался, приложив ухо к двери. Ни звука.
Он положил ладонь на ручку, повернул ее до щелчка и открыл дверь.
В комнате было темно. Лунный свет, падавший в окно, плохо освещал кабинет, но зажечь лампу Джонатан не решился — слишком опасно. Придется обойтись без нее, подумал он, закрывая за собой дверь.
Он очень хорошо знал, как здесь расставлена мебель. Направо — письменный стол и рядом два стула, дальше, около западной стены, — камин и над ним сейф. Прошло несколько секунд, прежде чем его глаза привыкли к темноте. Джонатан направился к противоположному концу кабинета. Его уши улавливали малейший шорох, мозг был напряжен до предела.
Наконец он оказался перед сейфом. Осторожно отодвинув Фрагонара, он нащупал рукой холодный металл. Сейф был не заперт и пуст. Аннет-Элиза появится сегодня в изумрудах, как и предсказывали слухи.
Проворно сунув пальцы в нагрудный карман, он извлек оттуда маленький бархатный мешочек. Затем положил его в сейф на видное место, чтобы тот сразу бросался в глаза.
На лице Джонатана появилась широкая улыбка.
Что ж, все идет по плану.
Анри Лемьер тихо вошел в свою личную библиотеку на втором этаже со стаканом превосходного виски в руках и закрыл за собой дверь. Меньше чем через двадцать минут состоится дебют Аннет-Элизы, и ему обязательно нужно присутствовать в зале. Решение следует принять безотлагательно, так как времени совсем не оставалось и другой возможности не предвидится.
Ален Сируа, виконт Лион, уже был на месте. Он сидел в коричневом кожаном кресле, с трудом умещая в нем свое огромное рыхлое тело. Ален прибыл вчера ночью, но только сейчас появилась возможность поговорить приватно, и, к сожалению, им необходимо торопиться. Мишель Фейль должен также подняться в библиотеку с минуты на минуту, и затем они обсудят план спасения Франции.
Ален сразу стал жаловаться на свою жену, неприятную, громкоголосую, толстую и уродливую. Облокотившись о книжную полку, Анри стоял, улыбаясь и кивая головой, потягивал виски и думал о более приятных вещах. Он предвкушал тот момент, когда пышная грудь мадам Кинэ будет касаться его тела — эта дама обещала ему танец. Кроме того, его мысли были заняты предстоящей продажей изумрудов. Смотреть на Алена с его светлыми жидкими волосами, длинным острым носом и темными, как у вороны, глазами доставляло еще меньше удовольствия, чем его слушать. Но его связи в Париже заставляли Анри обращаться с ним как со старым другом семьи, которым он, разумеется, не являлся. Кроме всего прочего, Ален ненавидел Луи Филиппа, а это было наиболее важным местом соприкосновения их интересов.
Ален замолчал, и Анри с облегчением вздохнул. В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился Мишель Фейль, виконт Руан, невероятно высокий, около шести с половиной футов, и худой пятидесятилетний мужчина с неуклюжей походкой. Он обладал желчным, сварливым характером, иногда становился жестоким и грубым, но своей внешностью напоминал голубя — очень бледное лицо, с легкой проседью волосы, дряблая кожа и большие карие глаза с нависшими веками. Благодаря своей кроткой и добродушной наружности ему часто удавалось ввести людей в заблуждение. Когда с ним начинали обращаться как с тихим, безобидным человеком, он вдруг обнаруживал изощренный, коварный ум и твердый характер. Анри восхищался им.
