Маккенна догнал Алину в несколько больших шагов. По его хмурому лицу ничего невозможно было прочитать, когда он потянулся за корзиной. – Позволь, я возьму это.
Алина резко оттолкнула его. – Нет, спасибо.
- Ты хромаешь.
От его наблюдения желудок ее тревожно сжался.
- Я подвернула лодыжку на ступеньках, - тихо сказала она, сопротивляясь, когда он потянул у нее корзину. – Иди. Мне не нужна твоя помощь.
Не обращая на нее внимания, Маккенна с легкостью понес корзину, и посмотрел на нее, нахмурив брови. – Тебе следует позволить миссис Фэйрклоз перевязать ее, прежде чем станет хуже.
- Мне уже лучше, - ответила Алина раздраженным тоном. – Иди и найди кого-нибудь другого, чтобы о нем заботиться, Маккенна. Я уверена, что здесь много других женщин, с которыми ты хотел бы поразвлечься.
- Я не пытался ее соблазнить.
Она ответила ему выразительным взглядом, и его темные брови насмешливо изогнулись. – Ты мне не веришь? – спросил он.
- По правде говоря, нет. Я думаю, что она – твоя гарантия, на случай, если тебе не удастся затащить в постель меня.
- Во-первых, я не собираюсь спать с кем-то из горничных. Я пытался выпытать у нее информацию. Во-вторых, мне не требуются гарантии.
Это высокомерное заявление лишило Алину дара речи. Она никогда не встречала мужчину столь ужасно самоуверенного – и это было настоящей удачей, поскольку цивилизованный мир не вместил бы больше горстки подобных ему людей. Убедившись, что может говорить, не заикаясь, она, наконец, спросила бесцветным голосом. - Какая информация может иметься у горничной, что могла бы тебя заинтересовать?
- Я узнал, что она работала здесь во время твоей таинственной болезни. И пытался заставить ее рассказать мне что-нибудь об этом.
Алина вперилась взглядом в узел его галстука, все ее тело напряглось. – И что она тебе сказала?
- Ничего. Похоже, она и вся остальная прислуга полны решимости сохранить твои секреты.
Его ответ вызвал в Алине волну безграничного облегчения. Едва заметно расслабившись, она ответила. – Нет никаких секретов. У меня была лихорадка. Иногда такое происходит с людьми без всяких видимых причин, здоровье их подводит. Со временем я поправилась, вот и все.
Наградив ее тяжелым взглядом, он ответил. – Я на такое не куплюсь.
Выражение было незнакомым, но значение его - вполне ясным. – Очевидно, ты поверишь лишь тому, чему пожелаешь, - сказала она. – Я ничего не могу поделать, кроме как предложить тебе правду.
Услышав ее полный оскорбленного достоинства тон, он вскинул бровь. – Насколько я помню, миледи, вы легко искажаете истину, когда вам это выгодно.
Алина нахмурилась от собственной неспособности объяснить свои прошлые поступки, не рассказав ему гораздо больше, чем она когда-либо захочет, чтобы он узнал.
Прежде чем она успела ответить, Маккенна вдруг ошеломил ее, затащив в узкий коридор. Он поставил корзину на пол и выпрямился, чтобы посмотреть на нее. Они стояли в проходе, тела их почти соприкасались, по телу Алины прокатилась сладкая дрожь. Она попятилась от него, пока плечи ее не прижались к стене.
Маккенна стоял достаточно близко, чтобы она могла видеть пробивающуюся щетину на его гладковыбритых щеках, тень, которая усиливала его смуглую мужскую привлекательность. Его губы были так сурово сжаты, что у краешков рта появились складки. Алине хотелось поцеловать эти напряженные линии, смягчить их языком, попробовать на вкус уголки его губ… Она отчаянно отогнала эти мыслей и опустила голову, чтобы не видеть его рта.
- Это лишено всякого смысла, то, что ты до сих пор не замужем, - послышался его низкий, рассерженный голос. – Я хочу знать, что произошло с тобой много лет назад, и почему ты одна. Что не так с мужчинами в Гэмпшире, что ни один из них не женился на тебе? Или проблема в тебе?
Это было так недалеко от истины, что Алина почувствовала тревожный холодок. – Вот пример твоих методов обольстителя, Маккенна? – спросила она строго. – Схватить леди в коридоре для слуг и подвергнуть ее допросу?
Это заставило его неожиданно ухмыльнуться, недоуменное недовольство испарилось с поразительной быстротой. – Нет, - признался он. – Я могу лучше.
- Остается надеяться. – Она попыталась протиснуться мимо него, но он сделал шаг вперед, тяжесть его крепкого тела вынудила ее отойти назад, пока отступать стало некуда. Алина ахнула от прикосновения его тела, мускулистое бедро вклинилось между ее ногами, дыхание его ласкало ее ухо. Он не пытался поцеловать ее, только продолжал бережно обнимать, словно его тело впитывало каждую ее частицу.
- Позволь мне пройти, - неразборчиво проговорила Алина.
Он, казалось, не услышал ее. – Прикасаться к тебе… - прошептал он.
Волна воспоминаний накрыла ее, когда она оказалась в ловушке, зажатая между холодной, жесткой стеной и теплым, твердым мужчиной, который обнимал ее. Его тело было не таким, как ей помнилось, уже не гибкое и тонкое, но крепче, тяжелее, полное силы тело здорового, молодого мужчины. Маккенна больше не был тем обаятельным мальчишкой, которого она помнила… он стал кем-то совсем другим. Властным, безжалостным мужчиной, и тело его было ему под стать. Зачарованная произошедшими в нем переменами, Алина не удержалась и скользнула руками под его жилет. Ее пальцы пробежались по бугрящимся мускулам его груди, твердой неровности ребер. Маккенна не двигался, так яростно сражаясь с собой, что все его члены охватила напряженная дрожь.
- Почему ты все еще один? – прошептала Алина, голова ее кружилась от его запаха - соленого, солнечного аромата, заставляющего ее сердце тяжело, мучительно колотиться. – Ты уже должен был жениться.
- Я не встречал женщины, которую бы хотел настолько, - пробормотал Маккенна. Он застыл, потому что ее руки прошлись по бокам его стройной талии. – Быть связанным брачными обетами – это сведет меня… - Он замолчал и стал дышать словно загнанная лошадь, поскольку Алина тыльной стороной ладони погладила его твердый живот.
Наслаждаясь внезапным ощущением силы и обжигающим возбуждением, Алина тянула время, заставляя его теряться в догадках, осмелится ли она прикоснуться к нему так, как он того желал. Он был крайне возбужден, жар растекался от него волнами. Она так хотела дотронуться до сильной, гладкой плоти, скрытой слоями хлопка и тонкой шерсти. С трудом веря в собственное дикое безрассудство, она скользнула ладонью по его натянувшимся брюкам, пока пальцы нежно не сомкнулись на длинной выпуклости. Шок наслаждения пронзил ее, ладонь стало покалывать от прикосновения к твердой, упругой плоти. Воспоминания о прошлом физическом наслаждении послали трепетный озноб по ее истосковавшемуся по ощущениям телу, чувствительные местечки набухли от предвкушения.