Через короткое время дверь опять открылась, и невеста выплыла из комнаты. Она никогда еще не выглядела красивее. Голубое платье с широкими летящими рукавами и шлейфом поразительно оттеняло золотистые, ниспадавшие до бедер волосы. Розамонд протянула руку, и Роджер поцеловал тонкие пальчики. Нэн подняла шлейф, и они проследовали к часовне. Глаза Розамонд поблескивали аметистовым льдом.
— Жених не должен видеть невесту перед свадьбой. Это сулит беду.
— Ничего, я сам творец своего счастья, — усмехнулся Род.
Завороженная сиянием высоких свечей на алтаре, Розамонд безучастно стояла рядом с женихом. Внезапно в сознание проник монотонный голос священника:
— Обещаешь ли ты повиноваться ему, любить, почитать его, быть рядом в здравии и болезни, богатстве и бедности, радости и горе и оставаться верной, пока смерть не разлучит вас?
Розамонд заколебалась. Повиноваться? Любить? Ей вовсе не хотелось ни того, ни другого, но выхода, кажется, нет.
— Обещаю, — пробормотала она.
— Кто отдает эту женщину в жены этому мужчине?
Элеонора и Симон де Монфор выступили вперед.
— Мы, — хором объявили они.
Розамонд, широко раскрыв глаза, смотрела, как лорд Эдуард кладет тяжелое золотое обручальное кольцо на раскрытую книгу, протянутую священником. Сэр Роджер взял ее левую руку и надел кольцо на безымянный палец.
— Этим кольцом обручаюсь с тобой, телом своим почитаю тебя, и все свои земные богатства дарую тебе.
Розамонд представила, как он дарит ей ванну в виде корабля викингов, и едва не рассмеялась.
— Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучит. Объявляю вас мужем и женой! — провозгласил священник. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь.
Розамонд тщетно боролась с охватившей ее паникой.
Эти люди заставили ее совершить чудовищную ошибку!
Она едва заметно поежилась, когда сэр Роджер наклонил голову и коснулся губами ее губ.
«Все совершилось, и ничего не исправить. Он мой венчанный муж, но останется таковым только по имени!» — думала она.
Голоса валлийских оруженосцев взмыли к небу ангельским хором. Розамонд взволнованно повертела кольцо на пальце. Голова кружилась от запаха свечей и ладана. Она краем глаза увидела, как Деми наклонилась и подхватила ее шлейф. Сильная рука мужа увлекла ее к проходу.
Едва они вышли из часовни, как торжественно зазвонили колокола. Испуганная стайка голубей поднялась с крыши. Розамонд проследила за ними, страстно желая быть такой же свободной.
Приняв многочисленные поздравления, новобрачные под восторженные крики гостей направились в тепло и уют кенилуортского замка. Празднично украшенный зал, способный вместить четыреста человек, был переполнен до отказа. Кроме слуг, дам и рыцарей, оруженосцев и местных крестьян, здесь присутствовали валлийские лучники графа Симона, гасконцы лорда Эдуарда и корнуэльские воины Гарри Олмейна. Приехали и юный Гилберт де Клар со своими рыцарями, и братья Уоррен из Суррея со своими отрядами.
Глядя вниз, на море лиц, с возвышения, Розамонд пыталась улыбнуться. Сейчас необходимо забыть о своих бедах и невзгодах, по крайней мере до тех пор, пока она не окажется наедине с сэром Роджером. Она слишком горда, чтобы позволить кому бы то ни было заподозрить, будто ее принудили к браку.
Когда Гриффин подошел, чтобы наполнить кубки, Розамонд растянула губы в сияющей улыбке, не осветившей, однако, ее глаз. Ей в самом деле нравился оруженосец де Лейберна. Не стоило его огорчать.
Лорд Эдуард призвал всех к молчанию.
— Позвольте мне поднять чашу за счастливую пару. Уверен, что все в Кенилуорте согласятся со мной. Желаем вам много радости. Плодитесь и размножайтесь!
Тост был встречен оглушительным смехом и топотом. Но когда встал жених, собравшиеся мгновенно затихли.
— Сегодня я счастливейший из смертных, ибо наконец исполнилось мое заветное желание. Моя жена — высочайшая в мире награда, и для меня огромная честь породниться с благородным семейством Маршалов. Дамы и господа, прошу выпить за мою красавицу жену леди Розамонд де Лейберн.
«Леди де Лейберн! Язык не поворачивается выговорить такое», — со злостью подумала Розамонд, видя, как все в зале дружно поднимают кубки. Пришлось ослепительно улыбнуться и пригубить вина. Но вместо того чтобы поблагодарить мужа, она предложила собственный тост:
— За леди Элеонору и сэра Симона, которые всегда любили меня как дочь.
Услышав это, Род понял, что Розамонд сдалась только из-за глубоких чувств, которые питала к де Монфорам. Непомерная гордость де Лейберна была уязвлена. Значит, долгожданный приз все же ему не достался. Придется снова осаждать крепость и, возможно, брать штурмом стены, прежде чем она капитулирует.
Гости продолжали пить и преподносить новобрачным дорогие дары, вроде великолепных серебряных тарелок с монограммами от лорда Эдуарда Плантагенета, роскошных шпалер от де Монфоров и серебряных чаш, усаженных рубинами, от Демуазель. Ричард Глостер прислал шелковый восточный ковер, привезенный из последнего крестового похода, а Гарри Олмейн позаботился о столовом сервизе из корнуэльского олова.
Потом начался пир. Одно блюдо сменялось другим, пока не насытились даже самые завзятые обжоры. И все это время Розамонд ощущала собственнический взгляд мужа. Сегодня у него был вид голодающего, готового проглотить ее целиком, и от этого Розамонд становилось еще неспокойнее. Она не знала, чего боится больше: церемонии проводов жениха и невесты в опочивальню или неизбежной ссоры, которая разгорится, как только они останутся одни.
Невероятным усилием воли выбросив из головы тревожные мысли, Розамонд залпом осушила кубок и улыбнулась.
Вскоре прибыли музыканты, но прежде чем слуги убрали раскладные столы, лорд Эдуард вышел вперед и подозвал юного Генри де Монфора. В зале воцарилась тишина. Эдуард вынул меч из усыпанных драгоценными камнями ножен.
— На колени! — приказал он.
Юноша опустился на одно колено, и принц прикоснулся лезвием меча к его плечам.
— Генри де Монфор, дарую тебе рыцарство за верную и отважную службу. Встань, сэр Генри!
Когда Эдуард преподнес Генри золотые шпоры, зал разразился приветственными криками.
Розамонд обратила восхищенный взор на принца, и, когда он вернулся на свое место подле нее, не выдержав, прошептала:
— Как великодушно с вашей стороны почтить де Монфоров!
— Это Род предложил, — признался Эдуард.
Она удивленно приподняла брови, и Род с виноватым видом отвернулся. О каком великодушии может идти речь? Все это — лишь тонкий политический расчет, цель которого — еще больше расположить к себе Симона.
