Что же побудило его изменить себе и пойти против собственного разума? Ответ был один: все дело в этой рыжеволосой Бесс. Он смотрел на нее днем, он мечтал о ней ночью, он думал о ней постоянно… Как ни претила эта мысль Кинкейду, Бесс будто разом уничтожила для него всех остальных женщин. Какая-то там Джоан Поллот казалась теперь чистым недоразумением. Впервые за много лет, впервые, с тех пор как он узнал, что жена не любит его, Кинкейда перестал удовлетворять секс как таковой. Теперь ему требовалось больше.
Конечно, Бесс — истинная леди, англичанка благородного происхождения, а он… солдафон, бродяга, преступник. Как это ни ужасно, но он даже не знал ни фамилии родителей, ни места рождения, возраст — и тот приблизительно. А потом, от его руки в сражениях погибло столько людей, столько за ним было темного, что он и не надеялся очистить свою душу и начать новую жизнь с такой женщиной, как Бесс. Она была воистину необыкновенной. А ее триумфальный финиш на черном жеребце привел его в такой восторг, что он от гордости чуть выше головы не прыгнул. Впрочем, все это ерунда. Главное он хочет ее. А Бесс хочет его. Остается только выбрать момент.
В бархатно-черном небе уже блестели звезды, когда Бесс наконец-то погрузилась в горячую ванну. Никогда еще она не испытывала от обычной гигиенической процедуры такого наслаждения. Бесс стонала от восторга, упиваясь теплом, чистотой, запахом чудом оказавшегося в гостинице душистого французского мыла.
Напевая, она терла себя губкой, окуналась с головой в горячую воду, снова намыливалась.
Девушка была одна в своей спальне на верхнем этаже гостиницы. Горничная посоветовала развести огонь в камине, чтобы в комнате стало теплее. В углу стояла огромная резного дерева кровать под поблекшим голубым бархатным пологом. Постельное белье стирали-перестирывали множество раз, так что оно все выносилось, но было при этом чистым и душистым. Для Бесс приготовили даже ночную сорочку, от которой исходил слабый аромат гвоздики.
Перед тем как раздеться и залезть в воду, Бесс еще раз проверила, надежно ли заперта дверь. Одежды у Бесс не осталось никакой — все вещи забрала горничная, пообещав к утру выстирать, высушить и выгладить их.
Девушка снова вздохнула в блаженстве. Конечно, купание в заросшем пруду и сравниться с этим не может. Осторожными неторопливыми движениями она намылила волосы, взбила пену, потом села, наклонив голову, чтобы смыть мыло чистой водой из деревянного ведерка. И в это мгновение ее руки накрыли шершавые мужские ладони.
— Дай-ка я тебе помогу, — раздался голос Кинкейда.
Бесс была так изумлена, что чуть не выпрыгнула из воды. Она невольно открыла глаза, но тут же зажмурила их от защипавшей пены.
— Что ты здесь делаешь? — прошипела она, шаря рукой в поисках полотенца, которое Кинкейд, в конце концов, сам подал ей.
— Я говорю, давай помогу, — повторил он. — Я вовсе не собирался топить тебя, не бойся.
Шаловливые нотки в его голосе подсказывали, что он немного выпил. И, несмотря на свое негодование, Бесс не смогла сдержать улыбку. Правда, она спрятала ее в пушистом полотенце, которое прижимала к плечам и груди.
— Как ты попал сюда? — строго спросила она.
— Окно-то открыто.
— Окно на высоте двадцати футов. Я видела, когда закрывала шторы.
— Это верно, — растянулся в улыбке шотландец, — однако я залез с крыши…
— Но зачем, черт побери?
— Пришлось, — развел он руками. — Дверь-то ты заперла.
— А тебе не пришло в голову, что дверь я заперла намеренно — не хотела, чтобы меня беспокоили?
— Да, но я подумал, ко мне это не относится. — Он сдул с ее носа пышный клочок пены. — Ты вся в мыле, голубушка. Видок ужасающий.
— Немедленно выйди отсюда — через окно, — придавая голосу нужную твердость, произнесла Бесс.
— Ты хочешь, чтобы я прыгал с такой высоты? А если я ногу сломаю?
— Уходи немедленно, — повторила она с негодованием, которого, к своему ужасу и стыду, совершенно не испытывала.
— Значит, ты всерьез меня гонишь.
Вид у Кинкейда был такой расстроенный, что Бесс сдалась.
— Ладно уж, раз ты здесь, помоги сполоснуть волосы от пены.
В конце концов, этот шотландец просто ее слуга. Она его наняла для работы, уверяла себя Бесс. Все знатные лондонские дамы ежедневно допускают в свои будуары слуг-мужчин.
— Но ты должен обещать, что будешь вести себя как джентльмен, — предупредила Бесс. — Дай честное слово.
— Даю честное слово, — кротко отозвался Кинкейд.
— Не вздумай и пальцем меня тронуть.
— Клянусь могилой.
Бесс зажмурилась, когда он вылил на нее первый ковш теплой воды. Она уже начала остывать, но девушка не чувствовала этого. Напротив, ей казалось, что в комнате становится все жарче.
— Ой, хорошо! — пробулькала Бесс, когда еще одна порция воды полилась на голову. Она расправляла перепутанные мокрые локоны. — Ладно, хватит, — после четвертого или пятого ковша сказала она, отжимая волосы.
Горячие губы коснулись ее обнаженного плеча.
— Не надо! — дернулась Бесс.
— Ты не разрешишь мне поцеловать тебя? — протянул Кинкейд.
— Нет. Конечно, нет. — Бесс понимала, что лукавит.
— Может, тебе подать полотенце? — спросил он, протягивая ей нагретую у камина простыню.
— Не, не надо мне полотенца. Мне ничего не надо, только бы вылезти из ванны, но этого я не сделаю, пока ты не выйдешь отсюда.
— Ах, Бесс, разве я когда-нибудь давал повод усомниться в моей честности?
— Конечно.
Слова застревали в горле. Бесс судорожно сглотнула. Он не должен здесь находиться. Это игра с огнем, опасная игра, но такая привлекательная. Чисто по-женски Бесс хотела выяснить, как близко можно подойти к этому огню.
На ее плече лежала тяжелая и теплая мужская рука.
— Давай я массаж тебе сделаю, — сказал он. — Знаешь, я неплохо умею…
— Нет. Не надо. Я не хочу… — начала Бесс, но осеклась, ощутив прикосновение его пальцев. Кожу будто иголочками закололо, и девушка невольно расслабилась. — Ты же, понимаешь, что это… — неуверенно заговорила она.
И тут ее окатил ледяной поток. Бесс вскочила, пошатнулась и, плеснув ногами по воде, упала прямо в объятия смеющегося Кинкейда.
— Ах ты, дьявол! — еще успела выкрикнуть она, прежде чем он поцеловал ее.
Дыхание его отдавало мятой и ромом, пальцы огнем жгли влажную обнаженную кожу. Казалось, сами по себе сплелись их руки, и Бесс поняла, что губы ее отвечают его губам.
Терпкий вкус поцелуя дурманил голову, раздувал угольки ее женской чувственности. Ладони скользнули вниз по стройному стану девушки, и она прижалась к разгоряченному страстному мужчине, оплела своими изгибами его тело, как лиана оплетает дерево.
