— Возможно, Коррадо и уехал за границу, хотя это сомнительно. Но в конце семнадцатого века французы и в самом деле сделали большой скачок в искусстве изготовления зеркал. Свидетельство тому — Версальский дворец. Кто-то говорит, что им помогали иностранцы, другие возражают и считают, что все произошло в процессе конвергентной эволюции.
— Конвергентной эволюции? — переспросила Леонора.
— В Африке, — пояснил профессор, — из первозданной одноклеточной массы родился огромный мастодонт с большими ушами, которого мы называем африканским слоном. В Индии подобным же образом появилось существо, похожее на него во всех отношениях, за исключением размера ушей. Оба животных развивались независимо, их разделяли моря и суша. Одно — не есть копия другого. У них просто был отдаленный предок, так же как у стекла, у которого одна мать — песок. Произошла конвергентная, то есть параллельная, эволюция.
— Professore, — продолжала гнуть свою линию Леонора, — почему вы считаете маловероятным, что Коррадино уехал во Францию?
— Потому что Десятка, правящий орган Большого совета, делала все, чтобы предотвратить предательство мастеров. Она угрожала их семьям смертью, если мастера выдавали секреты иностранцам. Сам остров Мурано был до некоторой степени тюрьмой, хотя, возможно, Коррадо, как человеку, наделенному огромным талантом, разрешали по делам выбираться в город.
У Леоноры возник закономерный вопрос:
— Но, Professore, чем Десятка могла угрожать Коррадино, если всю его семью убили?
— Моя юная леди, в том-то и дело, что не всю. В области биологии познания у меня рудиментарные, но я подозреваю, что, если бы погибли все, у Коррадино не осталось бы потомков, и вас, моя милая, в том числе. У него была дочь.
* * *
Леонора утерла лицо полотенцем, не думая, сколько грязных студенческих рук воспользовалось им до нее. Она чувствовала себя неловко оттого, что опрометью выбежала из профессорского кабинета и понеслась в туалет. Ее вырвало в ближайшую раковину. Почему это известие стало для нее шоком? Если рассуждать логически, это очевидно: раз она прямой потомок, стало быть, род не прервался. Как бы тогда ей досталось стеклянное сердечко Коррадино? Леонора набралась храбрости, пошатываясь, прошла по коридору и робко постучала в кабинет профессора. Падовани вежливо поднялся, но выглядел обеспокоенно. Леонора села и извинилась:
— Прошу прощения, последние два дня я чувствую себя неважно.
Профессор кивнул и продолжил рассказ.
— Дочь Коррадо тоже звали Леонорой. Она родилась от незаконной связи Коррадо и знатной женщины Анджелины деи Вескови. Она умерла родами, и Леонору взяли в приют Пьета, где та получила музыкальное образование. Она поступила туда под фамилией Манин, но в приюте никогда не называли воспитанниц по фамилии. Девочек звали по инструменту, на котором они играли — cello,[73] violino,[74] — так сохраняли анонимность незаконнорожденных детей из аристократических семейств. Ее всегда называли Леонора della viola. Она стала хорошим исполнителем. Никто не знал о ее родстве с Коррадино или даже о ее существовании, если только он сам не рассказал кому-то. Даже Десятке приходилось уважать секреты приюта, поскольку Пьета пользовалась покровительством церкви. После смерти Коррадино Леонору нашел дальний родственник — миланец по имени Лоренцо Висконти-Манин. Леонора и Лоренцо полюбили друг друга и поженились: так она вернула свою фамилию. Манины снова стали влиятельным родом в Венеции, а их потомок, Лодовико Манин, сделался дожем, последним дожем Венеции перед падением Республики.
У Леоноры кружилась голова, но тошнота прошла, и у девушки появилась надежда.
— Значит, Коррадино не уехал бы из страха за безопасность дочери.
— Нет, — возразил профессор. — Я не это имел в виду. Десятка ничего не знала о ребенке, потому что дед тайно сдал ее в Пьету. Никто не подозревал, кто отец Леоноры. Анджелина не выдала имени соблазнителя, унеся свой секрет в могилу. Просто я считаю неправдоподобным, что Коррадино уехал бы без Леоноры. Навещать дочь в приюте было рискованно, но возможно. Думаю, едва ли он устоял бы перед соблазном.
Леонора молчала, обдумывая сказанное.
Значит, предательство, хоть и сомнительное, могло оказаться правдой. А тут еще новый персонаж, девочка, моя тезка, у которой не было семьи, только Пьета, а музыка стала ее единственным другом. Она хотя бы встретила любовь.
— Как нам узнать побольше? — спросила она. — Выяснить наверняка, уехал ли Коррадино из Венеции?
— Можно попытать счастья в большой библиотеке Сан-Марко — в Сансовиниане. Там хранятся архивы гильдий и приходские книги за несколько столетий. Я рассказал вам все, что мне известно о Коррадино. То же самое я сообщил Элинор. — Профессор встал и размял больную ногу. — Единственное мое предложение — постараться найти его следы во Франции. У меня есть связи в Сорбонне, там вам смогут помочь.
Леонора поняла намек и поднялась из кресла.
— Можно мне снова с вами увидеться? Свяжитесь со мной, пожалуйста, если еще что-то узнаете.
— Да, конечно. В отделе редких книг Сансовинианы сошлитесь на меня.
Я помню, как пришла в Сансовиниану, а меня буквально выставили за дверь. Теперь меня пустят в святая святых.
Профессор подошел к рабочему столу, выписал несколько телефонных номеров и названия разных документов, которые могли оказаться полезными. Леонора оставила ему свой номер.
«Спросит ли она о другом Манине?» — подумал профессор.
— А мой отец? Вы его знали? — наконец сказала Леонора.
Профессор покачал головой. В глазах его светилось сочувствие.
— Влюбленные девушки все одинаковы: Элинор мало встречалась с друзьями и держала Бруно при себе. О его смерти я узнал из местных газет.
При упоминании имени отца в таком контексте Леоноре стало стыдно, что она не спросила о нем в первую очередь.
— Может, в Венеции до сих пор живут его родственники?
— Не знаю. Элинор говорила, что родители Бруно жили в Вероне, но давно умерли.
Леонора знала это, но как-то не задумывалась об утрате — о своих близких родственниках, которых большинство воспринимает как нечто само собой разумеющееся. Дедушка и бабушка. Они ушли, она никогда не встречалась с ними, и не было ни вязаных джемперов, ни шоколадок, ни школьных каникул в их доме. Леонора взяла себя в руки: она знала, что пора идти, ей уже не терпелось начать поиски документов, но она чувствовала, что нужно задать еще сотню вопросов.
Леонора пошла к дверям, бормоча благодарственные слова и обещания вернуться. Профессор обнял Леонору.
