заморяне. Дренги. Альмунд говорит, когда их заберут к вам сюда, тогда…
– И тогда ничего не будет! – Ульвхильд скривилась. – Они теперь стыдятся подойти к собственным женам, и правильно делают.
– Почему они должны стыдиться? – Вито подняла глаза, думая сразу о том, что этот упрек относится только к Свену, потому что только у него есть жена, и о том, что надежды Годо обрести жену в Ульвхильд даже через десять лет весьма ничтожны.
– Потому что они опозорили себя, – надменно пояснила Ульвхильд. – Где пал их вождь, там должны были пасть и они. Но они оставили его одного. Они не привезли его тела. Они даже не видели его тела, они даже не знают, как он пал! Этот позор им теперь нести всю жизнь. И если бы я была женой кого-нибудь из них, я бы не позволила ему даже прикоснуться ко мне, пока он не попытается хотя бы искупить этот позор.
– Но как они могли бы искупить? – Вито в смятении посмотрела на нее.
– Не знаю. Собрать войско и снова пойти на Итиль. Вызвать на бой этого Арона и разбить его, убить его сына и тысячу его людей. Они мужчины, пусть они и думают, как им восстановить свою честь!
– Не думаю, что в ближайшие лет десять кто-то на севере или юге снова сможет собрать настолько огромное войско, чтобы угрожать хазарам, – заметила Сванхейд. – Если ты будешь требовать такой мести, то ты сама и твои сокровища никогда никому не достанутся.
– И прекрасно. Лучше я всю жизнь проживу одна, чем принесу кому-нибудь в приданое позор. Тот, кто вздумает ко мне свататься, и без того этим товаром будет богат!
Вито отметила, что теперь она знает то, что хотел знать Свен, но этот ответ ему не понравится.
– Этот поход не называют неудачным, – осмелилась возразить она, хорошо понимая, что позорящие Свена и Годо речи Ульвхильд в той же мере относятся и к ней. – Они ведь привезли богатую добычу. Долю живых и мертвых. И даже ты получила столько всего, что твоя доля немногим хуже доли твоего отца.
– Я велю метнуть все это в Волхов и попрошу богов найти для меня мстителя! – Ульвхильд подняла глаза к темной кровле. – Будь той добычи в десять раз больше, это не утешит меня в потере мужа, чести, всей моей жизни. Я была замужем всего два месяца – и вот я вдова, а мне только шестнадцать лет! Будь у меня сын, я взяла бы те сокровища для него и растила его, пока он не стал бы настолько сильным, чтобы отомстить за отца. Но боги не дали мне сына. Я должна была стать княгиней в Киеве и править всеми землями, какими сейчас правит Хельги Хитрый, но ничего этого не будет. То, для чего я родилась, у меня отняли злые норны… а взамен прислали горсточку шелягов и пару цветных лоскутков! Да сколько бы ни было тех сокровищ – разве ими можно искупить то, что у меня отнято! И ничего я больше не могу сделать, кроме как вечно проклинать тех… кто виноват в этом.
«Но почему надо проклинать Свена и Годо, когда вовсе не они убили Грима? – подумала Вито. – Потому что хазары твоих проклятий все равно не слышат?»
От возмущения, отчаяния в голосе Ульвхильд Вито сама разволновалась, и это волнение вытеснило недавнюю обиду.
– Но Грим ведь сам приказал им отплывать, – напомнила она, поскольку уже раз пять или шесть слышала этот рассказ и его обсуждения. – Они должны были сделать, как он сказал. Они даже не знали, что уже после того кто-то на него напал! Если кого-то винить, то того великана, князя плеснецкого. Он мог прийти Гриму на помощь, но не пришел, потому что хотел сам быть главным вождем над всем войском.
– Хотела бы я послушать, как он будет рассказывать об этом Хельги! – язвительно воскликнула Ульвхильд.
– У Хельги есть еще один сын, Рагнар, – напомнила Сванхейд, несколько оживившись. – Твой дед о нем говорил. Ему должно быть примерно столько же лет, сколько тебе. Что ты скажешь, если этой зимой его пришлют к нам в заложники вместо Грима?
И подмигнула, давая понять, что этим дело не кончится.
– А кого пошлют взамен? – усмехнулась Ульвхильд. – Меня? Если так, то едва ли разумно сватать меня за этого Рагнара, если он будет здесь, а я – в Киеве. Ведь даже если этот внутренний житель, – она показала глазами на передник Сванхейд, под которым еще ничего не было заметно, – окажется мальчиком, думаю, ты не так уж скоро согласишься выпустить его из рук!
Сванхейд промолчала, и Ульвхильд могла торжествовать: она посчиталась с мачехой за неприятные ей речи. Вито тоже молчала, довольная, что обе госпожи хотя бы оставили в покое Свена. И хоть она еще помнила недавнюю обиду, на сердце было отрадно от сознания, что он вернулся домой живым. Ни за что на свете не хотела бы она сейчас сидеть в белом наряде вдовы, как Ульвхильд, и бесплодно мечтать о мести! Потерять все свое будущее, едва ступив на порог судьбы!
И как она могла бы пойти с ним в могилу, если эта могила устроена почти полгода назад и за полгода пути отсюда? Она не нашла бы к нему дорогу через темное царство Мары-Хель!
– Да и что там теперь будет у нас с Хельги, – помолчав, задумчиво произнесла Сванхейд. – Хорошо кончился этот поход или плохо, но смерть твоего мужа – такое несчастье, которое скорее способно поссорить нас с Хельги, чем объединить!
* * *
Витиславе хотелось поскорее уйти, но когда она наконец решилась напомнить, что у ее свекрови сейчас очень много забот и она должна ей помочь, то по пути домой не спешила. Мысли о Свене смущали ее; она не знала, хочет ли его видеть и как с ним держаться. Вправе ли она счесть за обиду себе то, что он сказал об Ульвхильд? Но то, что сказала Ульвхильд о нем, о них обоих с Годо, смущало ее еще сильнее. Засунув руки в рукава куньего кожуха от резкого холодного ветра, Вито шла медленно, жалея, что путь от княжьего двора до Альмундова так недолог и она ничего не успеет надумать.
А когда она отворила дверь и вошла… прежние мысли разом выдуло из головы. Витислава застыла у порога, едва не разинув рот.
Привычная изба преобразилась и засияла яркими красками. На лавках, на ларях, на столе были расстелены цветные шелка, а кое-где свисали
