Хватит, Байрони!
— До этого могли додуматься только идиоты, — пробормотал Айра хмурясь. Он почувствовал присутствие Байрони и, прежде чем поднять на нее глаза, принялся неторопливо складывать газету. — Как вы себя чувствуете, дорогая? — спросил он, поднимаясь из кресла. — Вы по-прежнему немного бледны. Это меня беспокоит.
— Все хорошо, Айра. Благодарю. — Как обыденно звучат голоса! Она набрала в легкие воздуха. — Мне нужно поговорить с вами, Айра.
— Ну разумеется, дорогая. — За два дня он устал от конфликтов с рабочими на литейном заводе. Совершенно нежелательны еще и домашние неприятности, черт бы их побрал. — Садитесь, пожалуйста.
— Нет, садиться я не хочу. — Много раз за последние три дня она вновь и вновь обдумывала то, что должна ему сказать. Он коснулся ее руки, и Байрони резко отшатнулась.
Айра нахмурился, но промолчал.
— Айра, — очень спокойно сказала она, — я знаю.
Он хранил молчание, и выражение его лица ей ничего не говорило. Он отлично знал, что она имела в виду, прекрасно понял ее, но тем не менее спросил:
— Что вы знаете, Байрони?
— Я знаю о вас с Ирен, и.., о Мишель.
— Понятно. — Все было ясно, и, к собственному удивлению, он почувствовал неожиданное облегчение и только потом намек на страх. Они всегда были так осторожны! Уж не сболтнула ли чего эта черная сука :
Эйлин? Нет, об этом не могло быть и речи. — Могу я спросить, как вы об этом узнали?
— Я вас видела. Обоих, в вашей постели.
В ее голосе звучало крайнее отвращение; Айра внезапно ее возненавидел, ему захотелось ударить Байрони. Разумеется, этого он сделать не мог, он никогда не ударил ни одну женщину. Его отец очень рано внушил ему, что женщин нужно лелеять и оберегать. В его голове пронеслись глубоко спрятанные воспоминания. Его отец и мать Ирен умерли, погибли во время внезапно налетевшей зимней бури. Они с Ирен остались одни в доме, и он был охвачен безутешным горем. Тогда к нему и пришла четырнадцатилетняя, но уже умудренная опытом Ирен. И овладела им. В его двадцать восемь лет у него было немного женщин, и ни разу ни одной девственницы. ;
Она полностью отдалась ему, молчаливо перенеся боль расставания с девственностью, и полюбила его.
«Навсегда», — шептала она ему.
Как странно, пристально глядя на него, думала Байрони. Он по-прежнему выглядел как ангел, и этого не изменило даже то, что ей все стало известно. Но от нее не ускользнуло отражение боли в его глазах.
— Могу я спросить, каковы ваши намерения? — вежливо, почти равнодушно спросил он.
— Я ничего не намерена делать. Буду молчать, если вы освободите меня от этого похожего на фарс брака, и…
Чувство облегчения улетучилось, и лицо Айры окрасилось гневом и недоверием.
— Это шантаж?
— Вы должны продолжать переводить моим родителям ту же сумму денег, что ежемесячно посылаете теперь. И дело вовсе не в том, чтобы я пеклась о своем отце. Просто, перестав получать эти деньги, он, боюсь, быстро набросится на мою мать. А я не хочу, чтобы он ее бил.
— Это все, чего вы хотите? — спросил он, отворачиваясь от Байрони. «Не верь ей», — говорил он себе.
— Да, все.
— Что вы имеете в виду под словом «освободите»?
— Я все продумала. Я намерена уехать из Сан-Франциско, создав впечатление, что покинула мужа и своего.., ребенка. Вашу тайну я не открою.
Он снова повернулся к ней лицом, мучительно соображая. Глаза это очень хорошо выдавали.
— Я не шантажистка, Айра, однако я попрошу у вас, скажем, сотню долларов. Как вы знаете, у меня совершенно нет денег. И я сомневаюсь, что могу уехать далеко от Сан-Франциско, даже если продам всю купленную вами одежду. Не думаю, что разумно продавать то колье, которое вы подарили на Рождество.
Кто-нибудь сможет узнать его, удивиться и задавать нежелательные вопросы.
— Я вижу, вы все тщательно продумали.
— Да, именно. Только этим я и занималась последние три дня. Я не хочу вам зла, Айра. Правда, я не понимаю ваших.., чувств к Ирен, ни ее к вам. Но не мне вас судить.
Да и как ты, дурочка, можешь быть им судьей?
— И еще одно, Айра. Я решительно намерена защищать свою мать. И если узнаю, что вы прекратили посылать им деньги, я погублю вас.
— Я подумаю, — наконец произнес он.
Не сказав больше ни слова, Байрони вышла из кабинета. Она закрыла за собой дверь и бессильно прислонилась к ней. Она дрожала. Чего она ожидала от него? Криков ярости? Попыток оправдать перед нею свою связь с сестрой? Айра.., законченный, безупречный джентльмен… Все в Божией власти.
Байрони вышла из дома и отправилась верхом в сторону океана. Дождя не было, но дул сильный ветер, и она чувствовала, как песчинки хлестали ее по лицу и резали глаза. Она не удивилась, когда увидела там его, верхом на арабском жеребце, тихого и одинокого.
— Привет, Брент! — поздоровалась она, сожалея о том, что его вид вызвал у нее такую боль. Его густые волосы разметал резкий океанский ветер, а глаза впились в нее.
Он помолчал, изучая ее лицо.
— Поправились? — спросил он наконец.
— Да, я себя чувствую отлично, только немного кашляю. — Она соскользнула со спины Колючки и пошла к воде. Байрони поддела ботинком раковину, подняла ее и принялась сосредоточенно рассматривать ее розовые полоски, прекрасно понимая, что он стоял за спиной.
Она медленно повернулась.
— Я надеялась встретить вас здесь. — Ведь я вижу тебя в последний раз. — Хотела еще раз поблагодарить вас за вашу заботу.
— Вы не дали мне выбора. Не мог же я оставить вас в грязи.
— — Да, — заставив себя улыбнуться, согласилась она. — Думаю, не смогли бы.
— Вы по-прежнему не хотите рассказать, что же произошло?
— Не могу.
Но так хочу. Боже, как хочу!
Брент отвернулся от нее, похлопывая плеткой по бедру. Он как одержимый приезжал сюда два дня подряд. И ничего не мог с собой поделать.
— Удалось ли вам правдоподобно солгать вашему дорогому мужу?
— Я приготовила несколько объяснений, но они не пригодились. Никто так и не узнал, что я отсутствовала.
— Не забывайте их. Держу пари, они могут пригодиться вам в будущем.
— Для чего?
Брент готов был вытрясти из нее душу.
— На тот случай, когда вы заведете себе нового любовника, миссис Батлер.
Байрони размахнулась и сильно ударила его по щеке.
Он вернул ей пощечину. Байрони задохнулась — больше от удивления, чем от боли, хотя щека ее горела.
— Черт вас побери! — выдохнул он, хватая ее в объятия. Он исступленно целовал ее, не как любовник, а словно в наказание, потеряв голову от ярости. Она чувствовала его пальцы в волосах, нежные губы на подбородке, щеках и глазах. Он пожирал ее. Клеймил ее поцелуями.
