– Вы стоите слишком близко, Дамьен, – заметила она, стараясь сохранить спокойствие.
Взгляд его потеплел, и он сделал шаг назад. Адель схватилась рукой за оконную раму, чтобы не упасть. Дамьен долго изучающим взглядом смотрел на нее.
– Иногда мне хочется, чтобы вы не были такой сильной, Адель.
Одновременно злость и смущение вспыхнули в ней, и они вырвались наружу, как вода сквозь треснувшую плотину.
– Зачем? Чтобы я предала Гарольда, а вы смогли бы поздравить себя с тем, что были правы, считая всех женщин такими же, как ваша мать? Именно поэтому вы до сих пор не женились, не так ли? Вы думаете, что все женщины нечестные и неверные, и вы хотите доказать это на моем примере. Гарольд говорил вам, что я почти святая, и вы не захотели этому поверить. Вы опасаетесь полюбить кого-нибудь, довериться кому-нибудь так, как Гарольд поверил в меня. Вы не хотели, чтобы Гарольд имел то, чего не было у вас, потому что вы завидовали ему. Завидовали его способности любить и доверять людям. Вас мучает комплекс неполноценности, вы это знаете, и хотите, чтобы и другие ощущали то же самое, и этим другим, к сожалению, оказалась я.
Потрясение и ярость смешались у нее в душе. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Она никогда никого не упрекала и уж тем более не обвиняла так жестоко и оскорбительно, как его.
Но ей надо было быть жестокой. Она злилась на него. Злилась за то, что он заставил ее чувствовать себя виноватой и безнравственной, что он заставил ее желать его, когда это было совершенно невозможно. Она сердилась на него, потому что он не хотел бороться за нее и стать тем, кем ей хотелось, чтобы он стал. Не хотел расстаться со своим убеждением, что ни одной женщине на свете нельзя доверять. Он пытался обвинить ее в непорядочности, чтобы облегчить свою совесть.
Дамьен молча повернулся и пошел к двери. Через несколько секунд он ответил ей:
– Нет. Мне было бы гораздо легче все это перенести, если бы я мог думать о вас плохо. Я пытался возненавидеть вас, Адель, но мне это не удалось. Я ощущаю только невероятное чувство вины, потому что вы правы, это я заставил вас потерять себя.
Не оглядываясь, он вышел из комнаты. Адель свалилась на стул, пытаясь восстановить нормальное дыхание. В ушах звучали его слова: «Я заставил вас потерять себя».
Сердце ее не могло примириться с теми жесткими словами, которые они только что наговорили друг другу. Дамьен не доверял и не уважал ее. Он видел ее похожей на свою мать, готовой обмануть Гарольда. Он видел в ней только плохое. А она сказала ему, что он аморальный и что его мучает комплекс неполноценности.
Она совсем не хотела так думать о человеке, который спас ее, человеке, который нежно целовал ее, держа в своих объятиях. Но эти слова были правдой, и она это знала. Ей следовало примириться с тем, что он никогда не будет принадлежать ей. И никогда не окажется ее сказочным принцем.
Подождав несколько минут, чтобы он ушел, Адель поспешила выйти из библиотеки.
Вайолет, наоборот, не спешила покинуть комнату. Она медленно поднялась с кушетки, которая стояла в другом конце комнаты у камина.
Ей хотелось удушить Дамьена. Мало того, что он не мог пропустить ни одной женщины в Англии, ему еще нужна была идеальная, добродетельная невеста его кузена Гарольда!
Сжав зубы, Вайолет ругалась. «Будь он проклят», – думала она. И твердо решила, что она этого не допустит. Она не позволит Гарольду потерять ту единственную женщину, которая смогла отвлечь его внимание от любимой лаборатории, причем так надолго, что он даже сделал ей предложение. Вайолет никогда не надеялась, что доживет до этого момента. Если ее брат потеряет Адель, может пройти целая вечность, пока он поднимет глаза от своих чертовых пробирок, чтобы заметить другую женщину. А каковы были шансы, что эта другая женщина окажется такой же богатой наследницей, как эта американская мисс Уилсон? Вайолет понимала, что шансы эти были ничтожны.
Она еще не знала, что ей следует предпринять, но, выходя из библиотеки, была уверена, что ей удастся что-нибудь придумать, так как она ни в коем случае не хотела, чтобы эти вожделенные американские доллары проскользнули у нее между пальцев.
Дамьен постучал в гримерную Франс условленным стуком: два раза, после паузы еще два раза.
– Заходи, дорогой, – раздался знакомый приятный голос.
Открыв дверь, он ощутил аромат роз, букеты которых заполняли комнату. Блестящие костюмы висели на спинках стульев, а раскрашенные перья стояли в высоких вазах.
Сидевшая перед зеркалом Франс повернулась. На ней был только корсет, сорочка и чулки, макияж на лице и туфли на высоких каблуках. Она вынула заколки, и ее волнистые рыжие волосы беспорядочно рассыпались по плечам. Она знала, что это нравилось Дамьену. Не знала она, однако, что он предпочитал видеть ее без макияжа.
Не говоря ни слова, Дамьен прошел по комнате, на ходу развязывая галстук. В эти минуты после представления, когда они оставались наедине, он всегда улыбался, сегодня же улыбки не было у него на лице. Он хотел только одного, он не пытался ее очаровывать, а она не была той женщиной, которая требовала этого.
Франс медленно встала и дразнящей походкой направилась к небольшой кушетке, которая стояла у противоположной стены. Дамьен остановился перед ней, глядя ей прямо в глаза и продолжая развязывать галстук.
Она внимательно смотрела на него, стараясь прочесть его мысли, затем подвинулась на край кушетки. На лице у нее появилась ироническая усмешка, а в зеленых глазах озорные огоньки.
– У кого-то из моих гостей не очень приличные намерения, – проговорила она, расстегивая его брюки.
Дамьен закрыл глаза, ожидая обычной в такой ситуации вспышки желания, но, к его удивлению и досаде, совершенно бессознательно он поднял обе руки и взял Франс за запястья. Франс, невероятно удивленная, смотрела на него.
– Что случилось? – тихим голосом спросила она.
В течение нескольких, казавшихся вечностью, секунд он молчал, потом проговорил:
– Боже, Франс, прости меня.
Она покачала головой, не понимая, что происходит. Он сам был не уверен, что понимает, в чем дело. В последнее время он вообще плохо понимал сам себя.
– Простить за что?
Он отошел на несколько шагов, потом повернулся к ней спиной и застегнул брюки.
– Я не должен был приходить сюда.
– Почему? – В ее голосе звучало и удивление, и надменность.
– Потому что я только использовал бы тебя.
Франс резко встала:
– Я никогда не возражала против этого.
Она была необыкновенной женщиной.
– Раньше было иначе. Я приходил сюда не только ради секса. Мы были большими друзьями.
