Идэйн смотрела, как рыцарь нырнул под скамью, пытаясь схватить поросенка. Ее спаситель, вне всякого сомнения, не привык плавать на грузовых судах, так же как и к такому низкому занятию, как охота на беглых домашних животных, Идэйн разглядывала его красивое, надменное, с тонкими чертами лицо. Сейчас, когда брови его сошлись в одну линию, он казался раздраженным и хмурым. Ветер донес до нее его брань, когда свинье удалось проскользнуть между ногами гребцов, забавлявшихся затруднениями своего капитана. Некоторые из них открыто улыбались во весь рот.
Но Идэйн не смеялась.
Тогда, на берегу, она ждала, что молодой лорд скажет ей хоть слово. Но он просто подошел к ней, схватил на руки и понес через бурные прибрежные воды, так ничего и не сказав. Потом перегнулся через борт, посадил ее на корме на мешки с зерном и, подтянувшись, взобрался на корабль сам. А затем и он и вся команда занялись неотложными делами, стараясь направить корабль по нужному курсу, и ни один из них даже не взглянул на нее.
Но ей было о чем беспокоиться, думала Идэйн. Большинство людей, заслышав ее зов, обычно испытывали чувство какого-то неудобства, неловкости, но иногда, пытаясь дать хоть какое-то объяснение, говорили, будто в голову им неожиданно пришла мысль отправиться в определенное место и совершить определенное деяние, смысл и цель которых они, как это им смешно, забыли.
Возможно, этот высокий рыцарь даже и не подумал об этом. Конечно, такой мускулистый и сильный мужчина, как он, должен был сначала действовать, а уж потом рассуждать. Вероятно, так он и делал. Возможно, он даже и не задался вопросом, почему повернул корабль к берегу и забрал ее.
Идэйн смахнула с лица соленые брызги. Ирландское море зимой было не самым гостеприимным местом: серая вода покрыта шапками пены, которые моряки прозвали «белыми лошадьми». Только господь бог и святые угодники знали, куда плыл корабль, закусив губу, подумала Идэйн.
Она сложила под плащом руки и содрогнулась при мысли, что чуть было не упустила счастливый случай, потому что ждала слишком долго, прежде чем призвать рыжеволосого рыцаря.
Она не очень часто призывала людей и, как правило, делала это не ради себя, а чтобы помочь. Например, когда старая монастырская садовница сестра Жанна-Огюста столь увлеклась своими овощами, что забыла о молитвенном собрании и чуть было не опоздала. Тогда Йдэйн позвала ее, и сестра Жанна-Огюста почти тут же бросила свой огород и прибежала в часовню, где уже собрались все монахини монастыря Сен-Сюльпис. Сестра Жанна-Огюста подняла кверху свои жирные ручки и прерывистым голосом закричала, что совершенно не понимает, почему очутилась здесь, – она попросту забыла, зачем пришла! Будто мысль о молитвенном собрании ни с того ни сего пришла ей в голову только сейчас.
А потом сестра Жанна-Огюста огляделась по сторонам своими близорукими глазками и поняла, находится как раз там, где ей и надлежало быть в этот час. И что она, несмотря на свою забывчивость, каким-то образом ухитрилась прибежать сюда вовремя, хоть и в последнюю минуту. Да, сестра Жанна-Огюста сказала, что ей показалось, будто на ухо ей кто-то стал нашептывать, чтобы она не забывала своих обязанностей, дабы не навлечь на себя недовольство аббатисы Клотильды, чтобы той не пришлось потом наложить на нее епитимью!
Благословенны мы, говорила сестра Жанна-Огюста, ангелы присматривают за глупцами. А иначе ей никогда не удалось бы попасть туда, куда следовало. Кроме, конечно, мест, которые она особенно любила таких, например, как монастырская кухня и огород.
По правде говоря, Идэйн решила, что то, что она призвала сестру Жанну-Огюсту, было более чем благословенным делом, поскольку, когда сестра Жанна-Огюста по забывчивости пропускала службу и ее наказывали за это, все монахини переживали за нее. Аббатиса Клотильда накладывала такую епитимью, которую сестра Жанна-Огюста особенно ненавидела: она должна была четыре часа молиться на своих жирных коленях ночью, в полной темноте, совсем одна, когда все еще спали, кроме привратника, и в каждом скрипе и каждой тени таилось что-то пугающее – сонмы демонов, а может, кое-что похуже. Даже здесь, в часовне. Потому-то Идэйн и сказала себе: а почему бы не послать краткую весточку сестре Жанне-Огюсте, в поте лица трудившейся в своем огороде и пребывавшей в блаженном неведении, как бежит время?
Идэйн снова вздрогнула, хотя сегодня днем на берегу все было совсем иначе – тогда она испугалась по-настоящему. Такого она не испытывала никогда в жизни. Тогда при мысли о том, что останется здесь одна, всеми покинутая, ее охватил панический ужас.
Из глубокой задумчивости Идэйн вырвала высокая волна, обрушившаяся на корабль. Один из моряков вскарабкался на мачту, чтобы по-другому поставить парус. Идэйн съежилась на своих мешках с зерном. Выплюнув соленую морскую воду, она сглотнула, проверяя, не стошнит ли ее, и решила, что морская болезнь ей не грозит.
Тем не менее вряд ли за стенами монастыря Сен-Сюльпис ее ждёт спокойная жизнь. Вот и сейчас: звуки «внешнего мира» и все в нем обрушивались на неё, как удары – хриплые крики моряков, волны, бьющие о борта корабля, холод и сырость. А тело ее было ещё непривычным ко всему этому – оно было юным, нежным и недостаточно крепким для этого жестокого и грубого мира, в котором она сейчас оказалась.
– Черт бы тебя побрал, Ротгар! – крикнул чей-то голос. – Хватай его!
Молодой рыцарь протиснулся между рядами скамей для гребцов, стараясь острием меча подтолкнуть свинью к одному из солдат, занявшему позицию перед мачтой и ожидавшему удобного случая схватить поросенка.
Идэйн разглядывала выбившиеся из-под шлема рыцаря его длинные, густые, кудрявые темно-рыжие волосы и крупный юношеский рот, сжатый сейчас решительно и гневно. У него были прекрасные, тонкой работы доспехи и оружие: стальной шлем украшали накладные золотые обручи, а одна только кольчуга стоила, пожалуй, всей годовой подати, собранной для графа, да и всех его моряков в придачу. Не говоря уж о великолепном мече, висевшем на отделанном золотом поясе. Все это говорило о том, что этот юноша – сын знатного дворянина.
Гребцы перестали работать веслами, наблюдая, как красивый молодой рыцарь, опустившись на одно колено, шарил у них под ногами, пытаясь поймать визжавшего поросенка.
Идэйн поразила мысль о том, как неожиданно и непредсказуемо изменилась ее жизнь, – будто разорвалась пополам. Она и помыслить не могла, что такое возможно. Сначала лорд де Бриз увез ее из монастыря, потом неожиданная смерть жениха спасла её от ужасной участи, но и это было не все. Теперь она оказалась в открытом море, среди чужаков, и даже не знала, куда ее везут.
