Заблаговременные приглашения на танец в этот вечер отменили, поскольку забавно было угадать под маской партнера, что в большинстве случаев не составляло труда. Руперт узнает ее? Дженна надеялась, что нет. Она хотела веселиться, получать удовольствие или по крайней мере попытаться это сделать. Костюм позволял ей притвориться, что она вовсе не леди Дженна Холлингсуорт, которая, совершила убийство и собиралась из-за этого погубить свою жизнь. Она была прекрасным беззаботным лебедем и стремилась расправить крылья и летать.
Эта восхитительная фантазия растаяла, однако, в ту минуту, когда Дженна вошла в бальный зал. Оркестр играл Баха, а гости в костюмах один причудливее другого текли через сводчатый проход. Она почти сразу узнала Руперта, одетого фараоном в соответствии с очень популярным в свете стилем. Дженна до сих пор не обращала внимания, что архитектор Джон Нэш, обновляя интерьеры Мурхейвен-Мэнора в стиле ампир, привнес египетские элементы, ставшие популярными после Египетской кампании. Как она могла не заметить? Везде чувствовались революционные прикосновения знаменитого архитектора. Дженна не была уверена, что ей это нравится.
Какое-то время ей удалось избегать Руперта, поскольку его тут же окружили несколько членов палаты лордов, ради такого случая прибывших из Лондона. Помолвку должны были объявить в полночь. Сигналом к этому было бы появление отряда лакеев с серебряными подносами, уставленными бокалами с шампанским. Однако до этого события было еще больше двух часов, а в таком заметном костюме в зале спрятаться трудно.
Танцы начались с кадрили. За галопом последовал дерзкий венский вальс, затем снова кадриль… до объявления помолвки четырнадцать танцев. Дженна танцевала первую кадриль с маркизом Роксбури. Полный пожилой человек с одышкой, от которого пахло луком, он нарядился судьей и не мог удержать на голове парик. Это было тошнотворно, и Дженна возблагодарила судьбу, что ее желудок пуст. Своего партнера по вальсу она не узнала. На нем были просторное домино и маска, напоминавшая ястреба. Многие из гостей нарядились птицами. В бальном зале были крылатые создания всех сортов, одно краше другого – совы, соколы, вороны, – и все щеголяли грозными клювами. Но птицы были не единственными представителями фауны. Дженна особенно восхищалась маской льва лорда Эклстона, которого выдал глубокий мрачный голос. Точно также как и в ее костюме, капюшон полностью скрывал голову лорда. Лорд Эклстон танцевал с Дженной галоп.
Герцог, нарядившийся монархом, был ее партнером во второй кадрили. Во время этого танца Дженна рассматривала костюмы дам, начиная от нарядов буколических пастушек и заканчивая платьями принцесс всех мыслимых цветов. Молодая белокурая женщина, которая днем увела графа Кевернвуда, нарядилась малышкой в белом кисейном платьице с поводками. Это ей шло. Наблюдая, как она без усилий скачет в танце с сэром Джеральдом Маркемом, Дженна почувствовала укол ревности. Эта девочка казалась такой счастливой, такой невинной. В ее мире не было забот.
«Как она смеет веселиться, когда это мой бал, и я так несчастна?» Кстати, кто она такая? Эта дама достаточно хорошо знакома с лордом Кевернвудом, чтобы взять его под руку. Да, острая боль, кольнувшая Дженну, была ревностью. Ошибки нет. Она нисколько бы не возражала, если бы мисс Златовласка, как про себя окрестила белокурую гостью Дженна, взяла под руку ее нареченного. В лучшем случае это просто резало бы глаз.
Руперт все еще беседовал с гостями из Лондона. Удастся ли хоть мельком увидеть графа? Он будет танцевать, учитывая его хромоту? Когда кадриль закончилась, Дженна оглядела зал, пытаясь найти его среди гостей, но народу было слишком много. А каково было бы скользить по полу в его объятиях? Дженна, фантазируя, воображала себе мимолетное соприкосновение их тел, его теплую руку на своей талии, легко ведущую ее по мозаичному полу. Иллюзия была навеяна оркестром, заигравшим вальс. Закрыв глаза, Дженна погрузилась в мечты, когда позади раздался глубокий, чувственный голос:
– Вы окажете мне честь танцевать со мной, миледи?
Сначала она подумала, что ей послышалось. Но когда обернулась, то в ужасе застыла, поскольку увидела не восхитительную грезу, а свой самый страшный кошмар: разбойника, всего в черном – от треуголки до начищенных гессенских сапог. Его синие глаза сверкали сквозь прорези шелковой полумаски.
Задохнувшись, Дженна покачнулась и, лишившись чувств, упала в сильные руки незнакомца.
Дженна пришла в себя в вестибюле бального зала. Она лежала в желтом полосатом шезлонге. Над ней склонились Руперт и мать, которая, причитая, неистово обмахивала ее носовым платком лорда Эклстона. Граф, снявший треуголку и черную полумаску, стоял позади шезлонга. Белокурая девушка прижалась головкой к его плечу и, сжав руку, кулачком касалась его мускулистого бедра, оба смотрели на Дженну.
С нее сняли капюшон, и длинные волосы рассыпались по плечам и груди, которая начала судорожно подниматься, когда взгляд Дженны сосредоточился на графе. Устремленные на нее синие глаза потемнели и стали кобальтовыми. Теперь в них были серьезность и замешательство.
Руперт смерил графа презрительным взглядом.
– Я ей говорила, что нужно хоть немного поесть, – причитала леди Холлингсуорт. – Она за весь день лишь кусочек проглотила.
– Какая ты глупая, Дженна, – подбоченясь, выпрямился во весь рост Руперт. – Ты испортила маскарад.
Явно ошеломленный, Кевернвуд, застыв, переводил взгляд с Руперта на Дженну. Его красивое лицо было непроницаемым. Если бы в его окаймленных роскошными ресницами глазах было что-то, кроме сострадания, Дженна растаяла бы под их пристальным взглядом. От навернувшихся слез образ графа расплылся. Хотя он снял маску, ужас Дженны не прошел, и она скорее походила на испуганного воробья, а не горделивого лебедя, которого изображала.
– Кевернвуд, – окликнул от двери грубый голос.
Он принадлежал лорду Эклстону, неловко держащему под мышкой голову льва. Высокий и широкоплечий, лет шестидесяти с небольшим, лорд был одним из ближайших соседей Холлингсуортов и старинным другом отца Дженны на побережье.
Граф в ответ вскинул подбородок и, когда лорд Эклстон приблизился, отцепился от мисс Златовласки и шагнул к нему.
Молодой человек, который составил Кевернвуду компанию днем, со смущенным видом занял место графа рядом с девушкой. Дженна предполагала, что юноша был в столовой, когда она упала в обморок, и понятия не имел, что произошло.
Мать без умолку трещала у нее над ухом. Дженна едва слышала ее. У нее все еще кружилась голова. В висках немилосердно стучало, щеки пылали. Она не могла встретиться взглядом с Рупертом и с трудом удерживалась от того, чтобы не вскочить на ноги и не хлестнуть его по раздраженной физиономии.
