— Замолчи, Дидье. Ты слишком маленький, чтобы столько знать об отношениях мужа и жены. — И, почти отвернувшись, добавила: — Ну почему ты не остался в наших покоях? Я просто чувствую, что сегодня ты доставишь мне немало хлопот.
В ответ Дидье лишь пожал хрупкими плечами. Его миниатюрное личико казалось более юной копией сестры — те же зеленые глаза, та же копна черных непослушных волос.
— Терпеть не могу сидеть в одиночестве. Пока меня никто еще не заметил, — возразил он.
— Все равно ты не должен так свободно болтать со мной. Это привлекает внимание. — Симона поправила вуаль и скромно сложила руки на коленях.
Музыка смолкла. Толстый старик, который кланялся Симоне, расстался наконец со своей дамой и направился к ней. Отороченная мехом туника раздувалась на нем как пузырь. «По крайней мере у него доброе лицо», — решила Симона. Дидье фыркнул у нее за спиной:
— А вот и знаки нежелательного внимания. Толстяк плывет прямо к тебе.
Лицо Симоны застыло в маске холодной любезности. Невысокий толстяк поклонился и обратился к ней по-французски:
— Леди дю Рош, даме вашей несравненной красоты не подобает пребывать в одиночестве на столь великолепном празднестве. Ваш отец милостиво позволил пригласить вас на следующий танец.
«Неудивительно, что позволил, — подумала Симона. — Ты старик богатый, вот он и показывает товар лицом». Вслух же она произнесла:
— С большим удовольствием, месье Холбрук. — И она, внутренне содрогнувшись, вложила тонкие пальчики в его влажную пухлую ладонь.
«Будь он твоим мужем, он раздавил бы тебя, как бабочку».
Зазвучали первые аккорды. Пока Холбрук вел Симону в центр зала, она боролась с отчаянным желанием выскочить из шеренги дам и сбежать в относительную безопасность своих временных покоев.
Дамы присели в глубоком реверансе. Арман дю Рош поймал взгляд Симоны, едва заметно склонил голову и приподнял бровь. Прядь длинных каштановых волос упала на ужасный шрам, обезобразивший высокий лоб. Казалось, отец молча спросил: «Этот пойдет?»
Симона отвела взгляд от отца, изобразила на лице требуемую случаем улыбку и сосредоточилась на танце.
«Да, отец, пойдет».
Симоне было давно безразлично, кого Арман выберет ей в мужья. Она сама, ее отец и даже юный Дидье были в этой стране чужими, диковинными чудаками — предметом сплетен для этих обжор-англичан. Вся ее жизнь превратилась в сплошную ложь.
Ноги Симоны механически выполняли сложные па, а душу прикрывал ледяной щит, она выковала его для защиты.
— Ты опоздал, братец, — проворчал Тристан при появлении Ника и, когда тот споткнулся о высокую вазу, добавил: — И кажется, изрядно напился.
Ник успел подхватить падающую вазу и криво усмехнулся:
— Уверяю, у меня сегодня вечером было важное дело. Леди Хейт, вы просто великолепны. Матушка шлет вам привет.
Николас взял руку невестки и наклонился к ее щеке, но Хейт оттолкнула барона, едва его губы коснулись ее кожи.
— Лорд Николас! — воскликнула Хейт. — Вас надо бы окунуть в лохань с духами!
— Простите, миледи, — ухмыльнулся Ник, не обращая внимания на сердитый взгляд брата. Тристан выразительно потянул носом.
— О Господи, Ник, мог бы по крайней мере вымыться. Негоже являться перед королем Вильгельмом в таком виде. Ты же знаешь, он выражал желание повидаться с тобой, пока ты в Лондоне.
Николас пожал плечами:
— Какая разница. Вильгельму нет дела до того, что я пропустил пару кубков. Его интересуют только вести с границы — спокойно там или нет.
Красавица невестка подняла взгляд на мужа.
— Милорд, — проговорила она, — может быть, стоит проводить Ника в его комнаты?
— Тут ничего не поделаешь, любовь моя. — Тристан улыбнулся своей рыжеволосой жене. — Дамы уже выследили его. Боюсь, он попался.
Ник обернулся к соседней комнате. Несколько дам поспешно заканчивали танец, не сводя глаз с нового кавалера. Ник с нескрываемой гордостью усмехнулся:
— О да. Я попался. И до чего же хороша ловушка!
— Николас, — одернул брата Тристан, — ты явился на день рождения короля с определенной целью — найти себе достойную невесту, а вовсе не для того, чтобы уложить в постель всех женщин королевства.
Леди Хейт недовольно хмыкнула. Не желая слушать подобные грубости, она отвернулась от братьев.
— Брат, я только этим и занимаюсь, — оправдывался Николас. — Спешу оценить каждую леди. — Он подмигнул Тристану. — И надо сказать, мои оценки весьма основательны.
Тристан наклонился к брату, и тот даже сквозь марево опьянения уловил в его взгляде тревожный блеск. Или это было осуждение?
— Такты ничего не добьешься, Ник, — отозвался Тристан. — Ты можешь бражничать и буянить до конца своих дней, но это не вернет леди Ивлин.
— Не упоминай при мне имя этой овцы! — прорычал Ник, мигом растеряв все свое веселье. — Ее обман не имеет отношения к моим нынешним развлечениям. Она для меня ничто.
— Вот как? — Тристан язвительно приподнял бровь. — Не потому ли все представленные тебе дамы оказывались то слишком смуглыми, то слишком толстыми, то слишком голубоглазыми?
Николас бросил на брата гневный взгляд:
— Занимайся своими делами.
— Я просто высказываю предположение…
— Значит, не высказывай. — Ник выхватил из рук брата кубок и жадно глотнул. Теперь барон разглядывал пеструю танцующую толпу без всякого интереса. Веселость угасла. Проницательное замечание брата испортило Нику настроение.
Многие из присутствующих дам открыто рассматривали его. В их взглядах читалось откровенное приглашение. Особенно старались те, чьи достоинства он уже оценил. Ник заметил несколько новых лиц — молодые девушки, только что выставленные на рынок невест и страстно желавшие составить выгодную партию. Некоторые были весьма недурны собой и могли бы превратиться в прекрасных жен, но ни одна из них не вызвала у Ника настоящего интереса. Ему казалось, что он смотрит на поле, где пасутся молодые телки. У каждой есть какие-то особенности, но если смотреть на все стадо, то ни одну из них нельзя выделить из общей массы.
Перед глазами непрошено возникало знакомое лицо Ивлин. Тяжелые пряди каштановых волос обрамляют светлое лицо со спокойными, синими, как зимнее небо, глазами. Разглядывая дам при дворе, Ник ни на минуту не мог забыть россыпь веселых веснушек на розовых щечках неверной подруги.
Он в тысячный раз упрекал себя за нерешительность. «Надо было силой забрать ее из монастыря. В ту же ночь, когда я узнал о ее отъезде, надо было помчаться в приорат Уитингтон и вернуть Ивлин в Хартмур, даже против воли».
