— Поехали, догоним. Проверим, — азартно заявил Ендрек, посмотрев на Всеслава. — Следы недавние. Сразу после окончания поземки ехали.
Всеслав и сам заинтересовался конным отрядом, следы которого вели в лес. Их отряд полностью остановился.
Всеслав, — сдавленным голосом вдруг спросил Добровит, уже проехавший вперед по следам, — в ваших местах охота на людей ведется?
— Думай, новгородец, что говоришь! — в очередной раз возмутился Ендрек.
— А что я должен сказать, когда вижу, что вооруженный конский отряд с собаками ехал по следам пеших людей?
Всеслав вопросительно посмотрел на подъехавшего Харальда. На Польской земле, естественно, Всеслав, посланник Болеслава, был старшим в их отряде. Харальд старательно изображал обычного дружинника. Но сила личности варяга была такова, что польский посланник всегда принимал решения, оглядываясь на него. В бою он бы слепо доверил Харальду свою жизнь.
Харальд в свою очередь вопросительно посмотрел на Творимира.
— Я поеду с тобой, Всеслав, — сказал варяг, обменявшись взглядом со своим старинным другом. Остальные пусть подождут здесь.
Четверо воинов недолго ехали по следам, отпечатавшимся на звериной тропке. Огни костров, разожженных на поляне, далеко были видны в зимнем лесу. Всадники поехали быстрее.
Там на поляне рядом лежали два застреленных человека, горели, отогревая мерзлую землю, костры. Третий человек, седой, худой, высокий в длинном овчинном тулупе встал с колен, оглядел четверых въехавших на поляну всадников, выделил взглядом Всеслава. Замер, слегка вздрагивая, молча глядя на польского рыцаря.
— Чтобы их похоронить потребуется помощь всех наших, — мгновенно принял решение Всеслав. — Ендрек, вернись, позови.
— Ты человек Болеслава, — седой человек с черными густыми бровями и длинной бородой оценил упряжь Всеславова вороного коня, упряжь с белым орланом, символом правящей династии Пястов. — Ты даже не спросил, кто мы такие, за что застрелили моих товарищей.
— Так застрелили же, — пожал плечами Всеслав, вглядываясь в странно молодые глаза говорившего. — Негоже оставлять мертвецов непохороненными. Люди, все же.
— Их застрелили по приказу князя Болеслава, — с легким вызовом сказал старик. — Князь отдал приказ, уничтожить всех афонских монахов в своем княжестве.
— Почему ты остался жив? — задал Харальд вопрос по существу, пока потрясенный словами старика Всеслав приходил в себя.
— Я уходил в лес за хворостом, — бесстрастным голосом ответил монах. — Когда вернулся, всадники уже ускакали, а мои товарищи были мертвы.
— Ну и с чего ты взял, что их застрелили люди князя? — продолжил допрос Харальд.
— Они давно за нами гнались. И это — не первые убитые афонские монахи. Скорее, последние.
— В первый раз о таком слышу, — сказал Всеслав, наконец-то обретший дар речи. — Я, конечно, долго отсутствовал…
В этот момент на поляну быстрой рысью въехали остальные всадники их отряда.
— Благослови, отче, — попросила Любава, спешиваясь; с первого взгляда сообразив, кто перед ней.
Старец сделал благословляющий жест и, прикрыв темные глаза, положил руку на склоненную перед ним голову в маленькой шапочке.
— Как тебя звать, отче?
— Меня зовут Афанасием, — вздохнув, ответил монах. — Но недостойного отца Афанасия ищут сейчас по всему княжеству. Вы продлите мне жизнь, если будете звать просто Опанасом, или дедом Опанасом.
— Да что же ты такого сделал? — удивленно спросил Всеслав. — Наш князь все же христианин.
— Об этом тебе лучше спросить своего христианского князя, — бесстрастно ответил отец Афанасий.
— Мы возьмем его с собой, ладно? — Любава просительно посмотрела на Всеслава. — Будто бы он был в моей свите с самого начала. И никакой он не отец Афанасий, который чем-то прогневал твоего князя, а просто дедко Опанас.
Всеслав колебался с ответом. Вся его ненависть к христианам расправила шипы в душе. А этот конкретный святоша исхитрился прогневать даже лояльного Болеслава.
— Он не мог совершить ничего плохого, — Любава, чувствуя остроту момента, подошла ближе, положила руку на рукав свитки польского рыцаря, глядя снизу вверх в его глаза. — Посмотри. Разве у него взгляд лихого человека?
Всеслав не мог проверить ее слова, потому что не отводил взгляда от синих Любавиных глаз, понимая, что он ей уступит. В конце концов, что им сделает безоружный старый монах?
— Не могу отказать тебе в просьбе, — он улыбнулся, и Любава быстро отвела глаза в сторону. Всеслав, сам за собой не замечая, иногда улыбался ослепительно. Свет вспыхивал в глубине его души и освещал на несколько мгновений его облик, как огонек резную лампадку.
— Дедко Опанас, — добавил он, продолжая улыбаться, не замечая впечатления, которое произвел на девушку. — Ты верхом-то ездить умеешь?
— Нет.
— Я возьму его с собой, — вмешался Творимир. — У меня мощный конь.
— Давайте быстрее копать могилу, — сказал Харальд. — Конь у тебя мощный, но скакать с двойным грузом он будет медленнее. А нам до темноты нужно добраться до ночлега.
Они быстро вырыли могилу, уложили в нее двух монахов, могилу закопали, вбили в изголовье крест, изготовленный Творимиром.
Отец Афанасий подошел к новгородцу.
— Сынок, скачи как обычно, — тихо сказал он новгородцу. — Если конь начнет уставать, тогда и замедлишь.
Но конь так и не устал. Весь оставшийся путь он проскакал, как будто и не нес дополнительной ноши. Спешиваясь, Творимир переглянулся с Любавой. Оба ничего не сказали.
***
Родным гродом Всеслава был Бреславль на Одре, или, как его чаще называли, Вроцлав на Одре, центр Вроцлавского воеводства. Здесь на постое находилась часть княжеского регулярного войска, воеводой являлся отец Всеслава. Остальными людьми, в том числе и местным ополчением, управлял Вроцлавский каштелян. В давние времена город Бреславль располагался на острове посреди Одры, домики на сваях с легкостью выдерживали постоянные разливы реки. Одра почти никогда не замерзала зимой, и, когда в Карпатских горах шли дожди, широко разливалась.
Но, когда отряд Всеслава въезжал во Вроцлав, разросшийся грод давным давно размещался уже не столько на острове, сколько на берегу широкой реки. Замок же Вроцлавского воеводы находился на окраине Вроцлава. Каменная постройка с двумя башенками с двух сторон от двухступенчатого портала входа больше всего напоминала по своим очертаниям замок изо льда, слегка подтаявший и снова замороженный. Всеслав заранее послал вперед решительного Ендрека с извещением о приезде своей невесты со свитой. И теперь их встречали на внешнем дворе замка воеводы. По бокам от входа в замок росли несколько могучих дубов, и среди них стояли несколько столь же могучих воинов. Чуть впереди возвышался широкоплечий мужчина, светловолосый с сильной проседью с квадратным выбритым подбородком, с густыми седыми усами и с таким профилем, что Любава невольно вспомнила однажды виденную старинную римскую монету. Одет же был светловолосый рыцарь, как и его свита, на западный манер, то есть под верхнюю длинную, до колен, тунику надевались теплые брэ, доходившие почти до колен. Эта часть одежды, заменявшая обычные для славян порты, представляла собой по существу прямоугольный кусок ткани, закреплявшийся на поясе, а чисто внешне выглядела как короткие штаны выше колен со множеством складок. Под брэ, когда было холодно, надевали теплые чулки, обтягивающие ноги. В отличие от брэ, чулки были хорошо видны из-под туники. И сверху весь этот необычный для славян наряд драпировался еще и плащом. Было достаточно холодно, чтобы встречающие Всеслава с невестой рыцари надели на себя все яркие составные части западного наряда, и теперь новгородцы искоса их рассматривали с любопытством. Возглавлявший рыцарей светловолосый воин в свою очередь сурово оглядывал прибывших гостей, сдвинув светлые прямые короткие брови.
— Приветствую тебя, отец, — вежливо сказал Всеслав, делая шаг вперед, подтягивая за собой за руку Любаву, и не слишком низко кланяясь. Он со своим длинным носом, с темными бровями с красивым изломом, с решительным, но изящно очерченным подбородком совершенно не был похож на мощного рыцаря, которого назвал своим отцом.
