Гость подходит к баронессе и что-то говорит ей — так тихо, что я не могу разобрать ни слова. Взгляд нашей попечительницы обращается сначала на меня, потом — на Дашу, и, наконец, — на Тамару. Как я понимаю, понравились ему только мы. Должно быть, ему всё равно, которая из нас попадет к нему в сети, и чтобы выказать уважение баронессе, он, кажется, предоставляет окончательный выбор ей.
Она чуть тушуется, но быстро находит выход:
— Я поняла вас, Андрей Станиславович. Но в свою очередь прошу вас о небольшом одолжении — перед праздниками в нашем ателье особенно много заказов, и работа каждой девушки для нас особенно ценна. Давайте вернемся к обсуждению этого вопроса сразу после новогодних балов.
Щеголь нетерпеливо притопывает ножкой:
— Простите, ваше благородие, но именно в преддверии праздников моя сестра также особо нуждается в гувернантке. И мне не хотелось бы тратить время на еще один приезд сюда. И, если позволите, я сделаю выбор прямо сейчас.
Он снова смотрит в нашу сторону, и через пару секунд взор его останавливается именно на мне.
— Вот, думаю, эта мадемуазель вполне понравится моей сестре.
Я, наверно, бледнею или, может, еще как-то выдаю свое волнение, потому что на губах гостя появляется хищная улыбка — должно быть, именно так мог бы улыбаться волк, глядя на загнанного им зайца.
Но бледнею не только я.
— Прошу прощения, Андрей Станиславович, — разводит руками баронесса, — но именно эту девушку, к сожалению, я никак не могу отпустить из пансиона до празднеств. Она выполняет особо тонкую работу для одной из наших клиенток.
— Вот как? — мрачнеет щеголь. — А ведь мне рекомендовали ваш пансион весьма уважаемые мною люди. Боюсь, я вынужден буду сказать им, как я разочарован. Хотя я всё еще надеюсь, что мы с вами придем к соглашению.
Баронесса пребывает в смятении, и не известно, чем закончился бы этот так мирно начавшийся разговор, не вздумай в него вмешаться сам барон.
— Разве вы не слышали, сударь? — его брови сходятся у переносицы, и обычно добродушное лицо принимает грозный вид. — Моя супруга сказала, что не может отпустить мадемуазель Муромцеву, и если гувернантка вашей сестре нужна прямо сейчас, то настоятельно советую вам поискать ее в другом месте. Не сомневаюсь, вы сумеете это сделать.
Щеки гостя становятся пунцовыми от гнева, но ему хватает благоразумия не излить этот гнев на хозяев. Ее благородие весьма уважаема в московском обществе, и нанести ей оскорбление означало бы обрести в Зибертах весьма серьезных врагов. Поэтому он только холодно откланивается и лишь на пороге позволяет себе заявить:
— Ну что же, сударыня, надеюсь, что дело, для которого вам требуется мадемуазель Муромцева, действительно столь важно, как вы говорите. Но мы вернемся к этому разговору спустя пару недель, и тогда я рассчитываю получить от вас другой ответ.
Я снова вздрагиваю. Кажется, он из тех людей, которые не привыкли отступать. Ну, тем больше у меня причин для разговора с княгиней на балу. Быть может, мне удастся получить место в ее магической библиотеке.
5. Бал
Я чувствую дрожь во всём теле. И сердце трепещет от страха.
Я уже надела праздничное платье и сама себе кажусь незнакомой, чужой. Баронесса прислала днем свою горничную, и та уложила мои волосы в красивую прическу, обвив светлые пряди жемчужными нитями.
Девочки уже несколько раз прибегали на меня посмотреть. Все, кроме Тамары. Они оценивают меня, выглядывая из-за неплотно притворенных дверей, и изумленно щебечут. Да я и сама себя не узнаю. Разве могу я быть той белокурой красавицей, что смотрит на меня с зеркального отражения? Я, Шура Муромцева, которая никогда не носила ничего более роскошного, чем ситцевое платье с оборками.
Да, я знала, что недурна собой. Я видела заинтересованные взгляды мужчин, когда шла по улице, направляясь в лавку за лентами или пуговицами. Я слышала комплименты в свой адрес от старенького учителя французского — нет, ничего фривольного. Обычные вежливые похвалы.
А однажды я даже получила настоящее признание в любви и предложение руки и сердца. Да-да, это было на самом деле! В прошлом году мне открылся в своих чувствах учитель танцев — молодой человек, красневший от каждого моего взгляда. Нет, ответного чувства у меня не возникло, но я была благодарна ему за столь лестное предложение. Быть может, я даже приняла бы его, если бы в дело не вмешалась баронесса. Она и подумать не могла, чтобы девушка из хорошей дворянской семьи стала женой простого учителя. По ее мнению, это был ужасный мезальянс. И вряд ли я сумела бы ей объяснить, что стать женой честно зарабатывавшего свой хлеб человека — куда более завидный удел, чем быть на побегушках у самых знатных аристократов. Об этой истории знала только Алька, для остальных же пансионерок так и осталось загадкой, почему у нас в середине учебного года появился новый учитель танцев.
— Просто наслаждайся балом, родная! — шепчет мне на ухо Алька, когда нам, наконец, удается поговорить. — И не думай ни о чём.
— Да-да, наслаждайся, — вторит всё-таки услышавшая это Тамара. — Локти кусать будешь завтра — когда поймёшь, что сказка кончилась.
Но ее издевки уже не способны ничего изменить. Аля права — я должна наслаждаться каждым мгновением на этом балу. Потому что других балов у меня не будет. А еще я должна поговорить с княгиней и попробовать убедить ее взять меня в библиотекари.
На бал мы с их благородиями отправляемся в разных каретах. Они — в собственной, с вензелем на дверце. Я — в съемной. И перед тем, как выехать во дворец, баронесса дает мне торопливые наставления:
— Ведите себя как подобает гостье на столь славном балу. Маскарад допускает более вольное поведение, чем обычный бал — там обходятся без церемонных представлений, и дамы могут танцевать даже с незнакомыми кавалерами. Думаю, при вашей внешности и вашем наряде вы не останетесь без приглашений. Танцуйте легко и свободно. И если вдруг кто-то из дам удостоит комплиментом ваше платье (а я не сомневаюсь, что так оно и будет), не забудьте сказать, в каком ателье вам его пошили. И самое главное — вы должны покинуть княжеский дворец не позднее, чем без четверти двенадцать. В это время еще никто из гостей не будет уезжать, и вы легко найдете вашу карету. В полночь маски будут сняты, а в наши намерения не входит раскрытие вашего инкогнито. Надеюсь на ваше благоразумие, мадемуазель.
И она легонько похлопывает веером по моей руке. Наверно, этот жест должен показать ее ко мне расположение.
А вот барон не стесняется облечь похвалу в слова:
— Вы прелестно выглядите, дитя мое. Не вздумайте стесняться на балу — веселитесь до упаду. Поверьте — остальные гости ничуть не лучше и не выше вас.
Я взглядом поблагодарила его за поддержку. Мы с девочками любили наш пансион во многом и потому, что его благородие всегда относился к нам по-отечески — а именно этого нам так не хватало в жизни.
Всю дорогу я пыталась себя успокоить. Повторяла слова барона, пыталась представить себе разговор с княгиней. Я никогда прежде не бывала в высшем обществе, и то немногое, что я знала о подобных мероприятиях, было почерпнуто исключительно из книг. Хотя маска на моем лице давала мне возможность чувствовать себя на балу более свободно. Даже если я невольно допущу какую-то оплошность, никто не будет знать, кто я такая. Для всех я буду просто девушкой в красивом платье и с ужасными манерами.
Княжеский дворец встречает нас множеством огней. Более роскошную иллюминацию трудно представить даже во дворце императора.
Я поднимаюсь по лестнице, придерживая подол платья. Мои туфельки утопают в длинном ворсе расстеленного на ступеньках ковра. В залах и коридорах уже шумно и весело, но танцы еще не начались. Лакеи разносят подносы с горками наполненных шампанским бокалов. Я тоже беру бокал, но не делаю ни единого глотка. Я никогда еще не пробовала шампанского. Единственный спиртной напиток, вкус которого мне знаком — это кагор.
