— Это безумие! Вы рискуете быть арестованной в любую минуту, и вам не помогут никакие пропуска. И потом, почему именно Комер? Отчего не похоронить девочку у меня в Понталеке или в Ля-Лодренэ, принадлежащем вашей семье?
К удивлению маркиза, застенчивая, молчаливая невестка его не послушалась. Комер принадлежал только Анне-Лауре, доставшись ей по завещанию от крестного-холостяка. Крестного называли сумасшедшим, а местные жители полагали, что он обладает волшебной силой. Ронан де Лодрен оставил ей это убежище фей, маленький замок, бывший некогда частью мощной крепости, от которой остались лишь камни на берегу пруда у леса Бросельянд. Здесь Анна-Лаура еще девочкой провела свои самые лучшие часы в окружении деревьев, воды, загадочных теней, веря в легенды куда больше, чем в Евангелие. Теперь и от замка не осталось ничего, кроме почерневших от копоти стен.
В этом же замке родилась и Селина. И именно сюда Анна-Лаура захотела вернуться в свой самый горестный час. Только этой земле она хотела отдать тело своей дочери. Если бы молодая женщина прислушалась к внутреннему голосу, она опустила бы Селину в воды пруда, чтобы та присоединилась к Вивиане, Мерлину и тому рыцарю, который из-за любви к своей королеве был лишен права сражаться за священный Грааль. Но даже здесь, в глухом уголке Бретани, ее никто бы не понял, и такой поступок сочли бы святотатством.
Более того, об этом невозможно было говорить и с мужем, Жоссом де Понталеком, который никак не мог понять желания своей жены похоронить малютку в бретонской земле. Но он на удивление быстро сдался и только пожал плечами:
— В таком случае Жуан поедет с вами. Я надеюсь, вы не собирались совершить это путешествие в одиночестве?
— Признаюсь, я надеялась, что вы поедете со мной. Принято, чтобы отец присутствовал на похоронах своего ребенка.
— Вы все решили сами, моя дорогая. А так как я не согласен с вашим решением, то вам и нести ответственность за свои поступки. Скажите спасибо, что я позволяю вам ехать. Но с Жуаном вы будете в большей безопасности. И к тому же, — добавил он после некоторого колебания, — я никогда не любил Комер. Только вы чувствуете себя там как дома.
Предлог был просто смехотворным. Истину следовало искать во дворце Тюильри, куда Жосс отправлялся каждый день, чтобы показаться при дворе королевы Марии-Антуанетты. Для него это было куда важнее, чем сопровождать жену в столь тягостном путешествии. Если бы еще речь шла о сыне… Но дочь не стоила того, чтобы маркиз де Понталек хотя бы на один день оторвался от того, что он почитал делом чести.
— Я делил с королевой восхитительные часы в Трианоне. И теперь я должен разделить с ней суровые испытания изгнания.
Изгнание? Это слово раздражало Анну-Лауру. Неужели пребывание в столице можно считать изгнанием для королевы Франции? Неужели ей легко дышится только в очаровательном и искусственном мире Трианона или в роскоши Версаля? Разумеется, после неудачного бегства и бесславного возвращения из Варенна старый дворец Тюильри стал для королевской семьи практически тюрьмой. И весь Париж был ее тюремщиком. Некогда всевластным монархам запретили оттуда выезжать. Даже переехать в замок Сен-Клу, расположенный совсем рядом с Парижем, им не разрешили. И добрый король Людовик XVI, для которого охота была самым лучшим развлечением, молча страдал без своих лесов. Их ему не хватало намного больше, чем огромного дворца в Версале!
Анна-Лаура, редко появлявшаяся при дворе, любила короля, который всегда был очень добр к ней. Но королева ей совсем не нравилась, тем более что в ее присутствии молодая женщина чувствовала себя неловкой деревенщиной. И Жосс не пытался помочь жене. Он демонстрировал невероятную преданность Марии-Антуанетте, относился к своей супруге несколько пренебрежительно и редко одаривал ее своим вниманием. И в самом деле, Анна-Лаура де Лодрен, только недавно вышедшая из монастыря, принадлежавшая к семье состоятельных судовладельцев, очень проигрывала рядом с роскошной Марией-Антуанеттой. Маркиз и женился на Анне-Лауре исключительно ради приданого.
Разумеется, Анна-Лаура об этом не подозревала, когда тремя годами раньше отдала свою руку и сердце маркизу в часовне Версаля. Ей только исполнилось шестнадцать, она приехала из Бретани и казалась самой себе счастливейшей из женщин, выходящей замуж за лучшего из мужчин. Потому что Жосс де Понталек, будучи старше своей невесты на десять лет, оставался одним из самых красивых мужчин при дворе, где в красавцах не испытывали недостатка. А его безупречная элегантность принесла ему исключительную известность.
Оказавшись в Версале в двенадцать лет, Жосс стал одним из самых непоседливых пажей, а потом появился при первом из изысканных королевских дворов мира и стал своего рода эталоном хорошего вкуса. Он первым, еще до герцога Шартрского, предпочел английское платье, умелый и простой покрой которого выгодно подчеркивал его фигуру, достойную античного героя, и великолепные ноги, при виде которых любой танцовщик из Оперы побледнел бы от зависти. Его рединготы копировали, от манеры завязывать галстук приходили в восторг, а когда маркиз де Понталек снисходил до того, чтобы надеть придворный костюм, никто не мог соперничать с ним в великолепии.
Но любая роскошь обходится дорого, тем более что маркиз к тому же любил азартные игры и женщин. Его состояние — по тем временам немалое — растаяло как снег под весенним солнцем, и Жоссу не оставалось ничего другого, как подыскать себе богатую невесту. Обе семьи обсудили этот вопрос, королева соизволила принять в этом участие, и вскоре невесту маркиза привезли из монастыря, где она завершала свое образование.
Отец девушки давно умер. Себастьян, старший брат Анны-Лауры, погиб за два года до этого, далеко от дома на одном из пиратских судов в Индийском океане. Так что в семье не осталось близкого родственника-мужчины, чтобы повести Анну-Лауру к алтарю. Она приехала в Париж в сопровождении своей крестной матери, госпожи де Сен-Солан. Мать невесты, Мария де Лодрен, была слишком занята, чтобы терять время в Версале, даже когда речь шла о свадьбе ее дочери. К тому же судьбу девушки решила сама королева.
Госпожа де Лодрен была женщиной энергичной и суровой. Она страстно любила мужа и так и не смогла обрести покой после его смерти. Некоторым утешением стало то, что она заняла его место в семейном доме. В Сен-Мало этому никто не удивился. За последние сто лет там уже видели трех женщин — мадам де Босежур Соваж, мадам Онфруа дю Бур и мадам Лефевр Депре, — с успехом снаряжавших корабли. Погрузившись с головой в дела, Мария де Лодрен уделяла мало времени своим детям, особенно Анне-Лауре. Девочка, не представлявшая, что между детьми и родителями могут существовать куда более теплые отношения, не особенно от этого страдала, и всю свою нежность она отдала госпоже де Сен-Солан, ее крестной матери.
