Герцог резко остановился на второй же ступеньке лестницы, обернулся и пронзил ее взглядом.
— Мне отлично известно, где находится спальня бабушки, но, если желаете, можете подняться со мной и убедиться, что я не сбегу с фамильным серебром.
— Но ведь это «фамильное серебро» уже принадлежит вам, разве нет? — Элли понадобилось изрядное самообладание, чтобы не отреагировать на эту колкость.
— Принадлежит. Неужели дражайшая кузина боится, что я заблужусь в собственном доме?
Элли отлично знала, что это его дом. Как и все, что связано с герцогством Ройстон.
— Наверное, мне лучше поискать Стенхоупа и распорядиться, чтобы в библиотеку принесли графин бренди.
У Элли загорелись щеки при одной мысли, что она может сопровождать герцога наверх. Она знала, что румянец совсем не идет к ее волосам.
— И два бокала, — добавил герцог.
Элли удивленно подняла брови:
— Вы ожидаете гостей?
Тот факт, что герцога трудно было сегодня отыскать, наверное, намекал на иные занятия, и, скорее всего, не слишком благопристойные. Даже если и так, Элли не представляла, чтобы он пригласил в дом кого-то из своих, мягко говоря, сомнительных друзей. Особенно в компании леди.
— Нет, я ожидаю, что ко мне присоединитесь вы, — со вздохом пояснил герцог.
Элли распахнула глаза:
— Я?
Джастин чуть не рассмеялся при виде ее ошеломления. Вполне естественная реакция, учитывая, что это их самый долгий разговор за все время.
К своему удивлению, он обнаружил, что ее неискушенность его забавляет, обычно его очень редко что-то забавляло.
Его детство прошло в загородном поместье, после чего в десятилетнем возрасте его отправили в школу. Окончив ее, он почти не виделся с родителями, а во время редких встреч чувствовал себя исключенным из той глубокой любви, что они питали друг к другу. Причем до такой степени, что это повлияло на его собственное отношение к браку. Он признавал, что должен жениться, дабы произвести на свет наследника герцогства, но его собственное одинокое взросление приводило к мысли, что брак должен состояться по расчету. Такой союз не вытолкнет детей из семьи, как в свое время вытолкнули его.
За три года герцогства он ни в чем не знал отказа, и, естественно, ни от одной женщины, к которой выказывал хоть малейший интерес, не говоря уже о тех, к кому такового не выказывал, например, чужих жен или дочерей одержимых браком мамаш.
Будучи компаньонкой бабушки, Элеонора Розвуд, разумеется, к ним не относилась. Их призрачное родство никогда бы не позволило им стать на одну ступень в обществе. И одновременно именно данное обстоятельство не позволяло рассматривать ее потенциальной любовницей. Печально, но факт.
— Ваша светлость?
Джастин нахмурился, раздраженный настойчивым употреблением его титула.
— Мне кажется, мы установили, что являемся своего рода кузенами, а значит, должны обращаться друг к другу «кузина Элеонора» и «кузен Джастин».
Элли в ужасе распахнула глаза, едва подумав о подобной фамильярности с таким распутным красавцем. Джастин Сен-Джаст, двенадцатый герцог Ройстон всегда держался весьма напыщенно и надменно, смотрел на всех и вся свысока, Элли никогда не рассматривала его как кузена, не говоря уже о том, чтобы так его называть.
— Полагаю, вы, возможно, и говорили что-то в этом роде, ваша светлость, — упрямо твердила она.
Он выгнул светлую бровь, в его глазах внезапно блеснуло веселье.
— Но вы не согласны?
— Нет, ваша светлость.
Он посмотрел на нее с внезапным разочарованием.
— Думаю, мы должны обсудить эту тему, когда я вернусь от бабушки.
Элли напряглась:
— Я… да, наверное.
Джастин нахмурился.
— То есть вы опять не согласны?
Элли считала подобный разговор пустой тратой времени. Какой смысл спорить о том, как называть друг друга? Да им такая возможность еще год не представится, учитывая, что за прошлый они поговорили в общей сложности едва ли пару минут!
— Уже очень поздно, ваша светлость, и вдовствующей герцогине наверняка не терпится с вами поговорить, — мягко, но настойчиво напомнила она.
— Разумеется. — Он явно сердился на себя, что отвлекся на разговор. — Надеюсь, по возвращении я найду в библиотеке графин бренди, два бокала, и вас, — безапелляционно добавил он и снова стал подниматься по лестнице.
«Как будто он считает меня какой-то собакой, которую можно дернуть за поводок, — с негодованием подумала Элли. — Или лошадью, которую дергают за уздцы».
— Ройстон, должна сказать, тебе потребовалось немало времени, чтобы добраться сюда.
Как и большинство мужчин, Джастин испытывал при посещении больных определенную неловкость, особенно сейчас, когда навещал не кого-нибудь, а бабушку, к которой всегда относился с огромным уважением и нежностью.
Бледность лица подчеркивала все линии и морщинки, и герцогиня сейчас выглядела на все свои почти семьдесят. Она полулежала на белых кружевных подушках на огромной кровати с балдахином.
Не слишком утешительная картина, несмотря на по-прежнему идеально уложенные темно-серебристые волосы и, как всегда, горделиво-властное выражение лица.
Сен-Джасты обретали особую силу духа, если случалось какое-нибудь несчастье. Джастин знал это даже слишком хорошо, его дед долго боролся с изнурительной болезнью. И хотя бабушка Сен-Джаст только по мужу, но силы воли и ей не занимать.
Джастин стремительно пересек комнату и замер у кровати.
— Прости за опоздание, бабушка. Меня не было дома, когда принесли послание кузины Элеоноры.
— Такой проблемы бы не было, если бы ты жил здесь, — ворчливо отозвалась та.
— Мы уже это обсуждали. Это твой дом, не мой.
— Ты герцог Ройстон, не так ли?
Джастин вздохнул:
— Да, разумеется, за все мои прегрешения.
Эдит с неодобрением посмотрела на него:
— Без сомнения, если бы ты жил здесь со мной, это могло бы помешать твоим игорным делам или распутным похождениям, а может, и тому и другому! Какое непотребство задержало тебя сегодня? — с отвращением фыркнула она, но не смогла скрыть вспыхнувшие в глазах искорки.
Джастин сохранял нейтральное выражение, не желая злить бабушку еще больше. Он не хотел жить в Ройстон-Хаус не столько из-за боязни, что она может пресечь его «игорные дела и распутные похождения», сколько потому, что дом ассоциировался у него с постоянным отсутствием родителей в то время, когда он был ребенком, и с последующим одиночеством. Поэтому он предпочитал оставаться в апартаментах, которые занимал до смерти отца.
