Кардинал получил долгожданный мирный договор, в залог которого Испания обещала свою главную ценность — инфанту.
Она выйдет замуж за французского монарха.
* * *
Эти тайны, затрагивающие короля, Марию и кардинала Мазарини, который с чрезвычайной осторожностью начал вести важные переговоры, долгое время тайнами и оставались. Они раскрылись внезапно, во время визита в Лувр, как все его называли, первого предвестника долгожданного мирного соглашения, — одного из испанских противников, познавшего поражение при «Битве в дюнах»[29], который попросил разрешения приветствовать свою тетку, королеву Анну Австрийскую. Речь шла о Хуане Хосе Австрийском, побочном сыне Филиппа IV[30] от внебрачной связи с актрисой[31]. Королева Анна не нашла в себе сил отказать ему в аудиенции, ведь «племянник» был на редкость представительным молодым человеком, говорил по-испански с необычайной изысканностью и пробуждал в ней надежду на то, что однажды она вновь сможет встретиться с горячо любимым братом, королем Филиппом IV.
Он присутствовал на всех торжествах.
Но разыгралась драма. Из-за бестактности дона Хуана Хосе роман Людовика и Марии де Манчини раскрылся. Король немедленно разыскал кардинала, своего защитника и покровителя с детских лет, и попросил разрешения на брак с его племянницей Марией де Манчини. Людовик полагал, что таким образом устранит внезапно возникшее перед ним препятствие и наилучшим образом отблагодарит кардинала за все заслуги. При всем своем честолюбии и желании возвысить свою семью кардинал не мог не сознавать, какую катастрофу несут для него планы короля, ведь Мазарини только что приступил к переговорам, призванным покончить с франко-испанской войной, вот уже десять лет изнурявшей Францию и поддерживаемой изменником Конде.
Его раздирало на части.
Он, Джулио Мазарини, министр и дипломат, итальянец по происхождению, волей случая и благодаря уму и хитрости оказавшийся во французском правительстве, лучше, чем кто бы то ни было, осознавал благо и важность мирной жизни. Внезапная сумасбродная идея короля жениться на одной из его племянниц перечеркивала все планы кардинала. Выполняя взятое на себя обязательство и отправляясь в путь, чтобы встретить нового посланника испанского монарха, Мазарини прилагал все усилия, чтобы напомнить юному королю о его долге перед страной; он вспоминал о прежней войне, длившейся более трех десятков лет[32], которую воюющие стороны вели до тех пор, пока «не были совсем обескровлены, не осталось ни армии, ни вооружения, ни провизии, ни денег»[33]. В конце концов, по истечении трех десятилетий, именно это и сблизило их, заставив искать мира.
Он говорил о Вестфальском и Мюнстерском мирных договорах, тщательно разрабатываемых им, Джулио Мазарини, итальянским министром и дипломатом, чей талант и благоволение к нему кардинала Ришельё позволили ему отдать себя служению Франции. Фронда, повлекшая за собой вторжение Испании и принца Конде, предоставившего ей армию и своих сторонников, на десять лет продлила ужас войны и умножила тяжесть финансового бремени, лежащего на плечах страны.
А цель была так близка, что, казалось, до нее можно дотянуться.
Вот он, мир, вот согласие короля Испании подписать его, вот гарант этого мира — дар испанского монарха, инфанта, которая может стать супругой французского правителя Людовика XIV. Следует признать, что многие статьи в договоре о мире и союзничестве спорные и шаткие, а стало быть, могут дать повод для новой войны.
Брак — дело другое. Дочь испанского короля Мария-Терезия, став королевой Франции, будет надежным гарантом мира.
Так продолжал увещевать царственного воспитанника кардинал Мазарини, направляясь на юг страны после того, как сопроводил трех своих незамужних племянниц — Марию, Гортензию, Марианну — и их гувернантку мадам де Венель в Ла-Рошель.
Началось эпистолярное сражение: противники выстреливали друг в друга письмами, яростно скрипели гусиные перья, едва не прорывая бумагу в стремлении отстоять свою точку зрения и выплеснуть гнев; слышался топот копыт курьерских лошадей, везущих письма. Именно в это время Мазарини приветствовал посланника испанского короля, собираясь ехать в ту область королевства, которую с недавних пор вошло в привычку называть просто «границей»[34]. Как правило, договоры подписывали на севере, у поля битвы, на котором сошлись вражеские силы. Но на этот раз король Испании и его непримиримый противник должны были встретиться лично, для чего требовалось подыскать подходящее место, чтобы обе стороны могли выдвинуть свои условия и начать диалог. Таким местом стала излучина Бискайского залива, омывающего берега Страны Басков (часть земель которой принадлежала Франции, а часть — Испании) и куда впадала небольшая река Бидассоа, естественным образом обозначавшая границу обоих государств.
На острове, расположенном недалеко от местечка Сен-Жан-де-Люз, называемом еще Фазаний остров, раскинули шатер, в котором, как предполагалось, произойдет встреча парламентеров. Король Испании первым заговорил о встрече, и это был благоприятный знак. Встретиться, обсудить условия установления мира в Европе, который был жизненно необходим Франции, — эта неотвязная мысль преследовала кардинала, но он не обольщался. Самые выгодные и щедрые предложения не будут стоить и ломаного гроша без брака французского монарха с испанской инфантой. Только этот престижный союз, в котором каждый из молодых супругов представит интересы своей страны, положит конец бесчисленной череде военных конфликтов, затяжной характер которых уже начинал напоминать Столетнюю войну. Неужели все рухнет из-за того, что король Франции забыл о своем долге?
Какими же будут последствия этого безрассудства, этого фарса, разыгрываемого на глазах у всех королевских семей Европы?..
Страницы и страницы писем! Перо в гневе рвет бумагу, гонцы изъездили всю страну, пуская коней в галоп. Только за один год из Лангедока в Прованс, затем в Париж, в Ла-Рошель, из Бруажа в Вандею, в Бордо и опять в Лангедок и Прованс. Курьеры повсюду разносили эти исходящие криками отчаяния листы.
Крики о любви, крики упрека, заверения в любви, мучительные прощания, укоры и призывы к королевскому чувству долга и ответственности за свой народ.
Мазарини старался принизить достоинства племянницы: «Ваше Величество, ее натура непостоянна, привлекая ваше внимание, она лишь желает отомстить мне…»
Подобные обвинения только сильнее раздражали Людовика XIV, и он с еще большим пылом бросался на защиту той, которую любил и которая так его восхищала.
