– Дело есть.
Вдвоем они вышли из шатра. Митро сердито тер кулаком глаза, бурчал о своей несчастной жизни, в которой нет ни капли покоя, и не сразу понял, о чем говорит Илья. Тому пришлось повторить. Сообразив, о чем речь, Митро вытаращил глаза:
– Отдаешь? Отдаешь чагравого?
– Угу.
– Вправду?! – Митро подпрыгнул на месте, с радостным воплем вцепился в Илью, взмахнул руками: – Ну, братец мой, в Москве вот такую свечу за твое здоровье в церкви воткну! Говори цену! Все отдам и торговаться не буду! Двух донских, как обещал, и еще…
– Так бери.
Митро осекся на полуслове.
– Шутишь?
– Нет. – Илья боялся, что передумает, и говорил быстро, косясь в сторону. – Забирай, чего уж. До осени так похожу. А после Спаса Варьку в Москву привезу. Поможешь устроиться?
Митро недоверчиво разглядывал его. Изо всех сил соображая, что за стих нашел на парня за ночь, сумел только спросить:
– А сам-то?.. Останешься в Москве?
– И сам, – мрачно ответил Илья. Развернулся и пошел к лошадям.
Митро растерянно смотрел ему вслед.
Сентябрь был теплым и тихим. Неяркое солнце сеялось сквозь поредевшие кроны кленов на московских бульварах, зайчиками скакало по пыльным стеклам купеческих особняков в Замоскворечье, тонуло в палых листьях, устилавших мостовые. По небу ползли облака, но дождь не собирался – к великому облегчению Варьки, опасавшейся за свой новый наряд. Ей, привыкшей до первого снега бегать босиком да в рваном платье, было неудобно и жарко в длинной сборчатой юбке, плюшевой кофте и высоких ботинках со шнуровкой, и она то и дело украдкой покряхтывала. Илья искоса взглядывал на нее, молчал. Сам он выряжаться не стал. Сапоги новые, пряжка на поясе блестит – что еще надо?
Миновали Тишинскую площадь, Грузины, трактир «Молдавия». Впереди была видна грязноватая, шумная, почти сплошь заселенная цыганами Живодерка. Илья уже собрался было остановить первого встречного цыгана и справиться, где проживает Митро по прозвищу Арапо, когда из-за ближнего забора до него донесся трубный голос:
– А ну, слазь! А ну, слезай, чертова морда! Нечисть лохматая! Все равно не уйду, пока не свалишься! Я-а-а тебя!..
Илья заглянул через забор. Его взгляду открылся небольшой поросший травой дворик с желтой лужей посередине, в которой лежал сонный поросенок. По двору бродили тощие куры. У калитки, опершись на трухлявую перекладину, стоял Митро. Ильи он не замечал: его внимание было поглощено дородной старухой, которая, задрав голову, стояла под развесистой ветлой у забора и надрывно орала:
– Слезешь или нет, каторжник?! Али мне за будошником идтить?
– Ходи, ходи за ним! – с хохотом издевался кто-то, сидящий в развилке дерева. – Вдвоем за мной и полезете! Подпою, чтоб не скучно было!
– Все едино доберусь! Узнаешь у меня, хитрованец, как по котлам шарить! Узнаешь!
Наблюдавший за сценой Митро что-то пробурчал, шагнул было к ветле, но тут Илья тронул его за плечо:
– Будь здоров.
– О Смоляко! – обернувшись, обрадовался тот. – А я уж боялся – не явитесь! Ну, слава богу! Как в таборе, все здоровы?
– Угу… Это что?
– Что, что… Наказание мое! – буркнул Митро. – Макарьевна, что там у вас опять?
– Вот, Трофимыч, полюбуйся! – повернулась к нему бабка. – Это как же называется? Я его зачем в дом впустила? Чтобы он, образина нечесаная, мясо из котла таскал? Ни днем, ни ночью покою от него нету. Давеча опять околоточный приходил искать!
Митро подошел к ветле. Коротко приказал:
– Слезай.
После минутного молчания неизвестный выдвинул условие:
– Пускай Макарьевна уйдет.
– Тьфу, пропади ты пропадом! – плюнула бабка и размашисто зашагала к дому. Уже с порога погрозила кулаком: – У-у, облизьяна хитрованская!
«Облизьяна», ловко цепляясь за сучья, спустилась с дерева и оказалась цыганским мальчишкой лет пятнадцати. Спрыгнув на землю, он юркнул было к калитке, но Митро поймал его за ухо:
– Куда?
– Ну, Трофимыч же, ну, дела же у меня, ей-богу! – заверещал тот. – Люди ждут, цыгане! Да пусти, больно ведь!
– Дела?! Сколько тебе говорить, чтоб по Тишинке не шлялся? Выдрать тебя, что ли, еще раз? Зачем околоточный приходил?
– Почем мне знать? Пусти – сбегаю, спрошу… Да что ж такое, морэ! Пусти ухо, мне же выходить, может быть, вечером!
Последний довод, видимо, убедил Митро, и он выпустил мальчишку. Тот обиженно отпрыгнул, потер ухо, одернул задравшуюся на животе рубашку и как ни в чем не бывало улыбнулся Илье с Варькой. Черные и живые, как у белки, глаза смотрели со смуглой физиономии с веселым любопытством. В курчавых, взъерошенных волосах запутался лист ветлы. Митро протянул руку, чтобы снять его. Мальчишка, углядев в этом прелюдию подзатыльника, шарахнулся в сторону.
– Да не трону я тебя, обалдуй! – рявкнул Митро. – Цыган видишь? Отец с матерью тебя здороваться учили?
– Будьте здоровы, ромалэ, – спохватился мальчишка.
– Чей будешь, чаворо? – с трудом сдерживая усмешку, спросил Илья.
– Кузьма, ярославский, – охотно пояснил мальчишка. – Третий месяц здесь. В тамошнем хоре плясал, а потом сбежал.
– Платили мало? – удивился Илья.
– Жениться не хотел, – насмешливо пояснил Митро. – За него там девочка была просватана, все гулянки ждали, а он за день до свадьбы – в окошко. Явился ко мне, сюда. А нам-то он не чужой, моя сестра за его дядькой замужем… Что скалишься, проклятие мое? Подождут твои дела, зови в дом.
Домик Макарьевны был небольшим, чистым, с выскобленными полами, домоткаными половиками и недавно вымытыми маленькими оконцами. Хозяйка уже выставила вторые рамы, и в просветах между стеклами лежали красные и желтые кленовые листья. У окна стоял большой некрашеный стол и пара табуреток, вдоль стены тянулись широкие деревянные нары, застланные периной и лоскутным одеялом, поверх которого были брошены две подушки – зеленая и красная. В углу висело несколько икон с теплящейся перед ними лампадкой, на стене – маленькая семиструнка. Кузьма сбегал на хозяйскую половину и велел подобревшей Макарьевне ставить самовар.
– Где остановиться решил? – садясь на подоконник, спросил Митро.
Илья вздохнул. В глубине души он надеялся, что в хор Варьку все равно не примут и через день-два они вернутся в табор. Он даже не стал продавать лошадей, и две пегие кобылки дожидались в конюшнях на Серпуховской заставе, у знакомых цыган-барышников. Там Илья и рассчитывал прожить несколько дней.
Услышав про Серпуховку, Митро покачал головой:
– Не годится. Вам надо фатеру здесь, поближе искать. К нам господа ездят, иногда и среди ночи хор поднимают, – что же, каждый раз извозчика за Варькой слать? Наши все тут селятся – в переулках, в доходных домах…
