На лице Мильбурна появился красный след от удара и довольная усмешка исчезла, растаяла. Вместо нее в глазах засветилось нечто мерзкое. Но теперь Элизабет уже не стала ждать, что он предпримет в следующий момент, и, проворно подобрав юбки, бросилась бежать к дому.
Ей навстречу уже спешила миссис Хэмпшир, брови которой были нахмурены.
— Моя дорогая, где ты пропадала? — волнуясь спрашивала она. Но внезапно оборвала начатую речь, заметив, насколько бледным и огорченным было лицо Элизабет. — Что случилось? С тобой все в порядке?
— Я… я просто вышла на минуту в сад, Лоретта. Прости, если я доставила тебе беспокойство. Но мне показалось, что я больна… Наверное, во всем виноваты свечи… и этот шум… Мне захотелось подышать немного свежим воздухом. — Элизабет сама чувствовала, насколько фальшиво звучат ее слова, и от этого все объяснения выглядели слабыми и неубедительными.
— Хорошо, дорогая моя, но прежде всего ты должна была сказать мне о своем желании! Ты выглядишь совсем больной, детка! Наверное, нам следует как можно быстрее уехать. Тебе нужно лечь в постель!
Миссис Хэмпшир схватила Элизабет за руку и с ужасом заметила, насколько влажной она была.
— Да, я себя чувствую совсем больной. Давай уедем прямо сейчас.
Казалось, церемония прощания с хозяевами дома продлится вечность. Но наконец обе дамы оказались в своем экипаже. У Элизабет от слабости закрывались глаза. Она подумала, что от скандала для нее не будет никакого прока, особенно теперь, когда ужасный инцидент уже позади. В конце концов сама виновата во всем, вела себя слишком неприлично! И больше она словом не обмолвится с этим лордом Мильбурном, даже думать об этом не будет! Это только ее вина: зачем была столь наивной и доверчивой!
Потом Элизабет подумала о том, что, даже если закатит сцену, публично отстаивая права, все равно она окончательно погубит свою репутацию. Ведь лорд Мильбурн правильно ей сказал — никто не сможет защитить ее честь. Дядя действительно в Индии, а больше у нее не было близких. Нет, ничего другого не оставалось, как только отправиться домой и постараться поскорее забыть этот ужасный эпизод. Но — тут Элизабет дала себе клятву! — она никогда больше не доверится ни одному мужчине! С этого момента объявляет им войну, и в ход пойдут все доступные средства, все ее силы и разум!
— Томас, вы притягиваете к себе несчастья, как магнит железо, — смеялась Элизабет.
Они расположились в элегантной голубой гостиной дома Трентов, откуда открывался вид на южный двор. В этом дворе Элизабет еще ребенком играла в прятки среди кустов и статуй. Сейчас молодым людям только что подали чай.
— Разрешите налить вам еще чашку? — спросила Элизабет.
— Нет, спасибо. — Лорд Пенриф непринужденно откинулся на спинку кресла. Он наблюдал, как Элизабет грациозно поднимает блестящий серебряный чайничек и наполняет свою китайскую чашку, а затем с усмешкой сказал:
— Вряд ли вы поверите в то, что все приключения действительно происходили со мной во время обучения в Кембридже. Но я вам клянусь, что это правда.
— Я бы никогда не посмела оскорбить вас недоверием. — Элизабет улыбнулась. — Я только воображаю, в какую еще неприятную историю вы попадете в следующий раз!
— Ну, все это теперь позади, — заверил он ее. — Тогда я был всего лишь зеленым юнцом.
Элизабет с любопытством оглядела его. В это утро он действительно не выглядел зеленым юнцом, был очень мил и чрезвычайно модно одет: в голубой атласный камзол с вышивкой, белые панталоны до колен и голубые шелковые чулки, плотно облегающие мускулистые ноги. Его слегка припудренные каштановые волосы были заплетены в косу, а манеры, как всегда, безупречны. Элизабет нравилось, что они начали видеться очень часто. Со времени бала у Кэррингтонов прошло три недели. Пенриф уделял ей все больше внимания, и она находила его общество приятным: он никогда не позволял ей скучать и вместе с тем никогда не преступал границ приличий. К тому же Пенриф совершенно не был похож на других английских джентльменов, о которых она предпочитала не говорить вслух и старалась выбросить из головы. Но это ей плохо удавалось: воспоминания как нарочно продолжали упорно преследовать ее днем и ночью. На прошлой неделе она с облегчением узнала, что Мильбурн отплыл наконец в Америку в поисках приключений. Он собирался оказать поддержку своему верноподданнически настроенному кузену, сражавшемуся против бунтовщиков.
«Хорошо, если бы янки его убили» — такова была ее первая язвительная реакция на это известие. После его отплытия ей стало легче: неприятные воспоминания постепенно стирались, и только временами возвращались приступы тоски и раздражения.
Но тут ее мысли были прерваны вежливым стуком в дверь.
— Войдите, — сказала она.
В гостиную вошел лакей в голубой ливрее.
— Прошу прощения, мисс Трент, но к нам только что прибыл посыльный из порта с письмом от генерала Трента. Хопкинс велел вручить его вам незамедлительно.
— О, разумеется!
Как только лакей вышел, Элизабет взглянула на лорда Пенрифа:
— Я не хочу быть невежливой, Томас, но новости от моего дяди для меня слишком важны. Последний раз я получила от него письмо несколько месяцев назад. Вы не обидитесь, если я прочту его сейчас же?
— Конечно, читайте, — весело ободрил ее Пенриф. — Насколько мне известно, в Индии дела идут вполне гладко. Наши гарнизоны не испытывают никаких затруднений. Не то что в колониях. Там совсем другое дело!
— О да! Я так счастлива, что дядя Чарльз находится сейчас не в колониях! Говорят, война идет вовсе не так успешно!
— Смею сказать, что трудности здесь должны быть только временными. Колонии не смогут долго противостоять королевским войскам. Но ради Бога, извините меня, — быстро прервал он сам себя, — я отвлекаю вас всякой политической болтовней. Читайте, Элизабет, вы ведь хотели немедленно прочитать письмо!
Уже срывая печать, Элизабет все еще возражала:
— Вы меня совсем не отвлекаете! Вы же прекрасно знаете, что меня интересует все, что происходит в мире! Вы, мужчины, так упорно верите в то, что женщины абсолютно не способны интересоваться важными вещами.
Пенриф взглянул на нее со смешанным чувством удивления и восхищения. Вот девушка, которая способна вести беседу не только о нарядах и светских сплетнях. В последнее время она часто поворачивала разговор на предметы, большинству женщин абсолютно недоступные. Война в Америке, политическая ситуация в Индии, даже финансовые проблемы государства! Отвечая, Пенриф всегда испытывал неловкость — настолько странным казалось ему обсуждать такие вещи с женщиной! В то же время он не мог не восхищаться Элизабет, видя ее тягу к знаниям и разумность суждений по вопросам, которые обычно составляют прерогативу мужского ума.
