Роуз яростно посмотрела на него:
– Вы рассчитали совершенно верно. Я уверена, что вы уже успели заглянуть во все кофейники.
Он улыбнулся – его улыбка была такой обворожительной, что у нее екнуло сердце. Слава Богу, у нее уже есть некоторый опыт, чтобы сразу распознать такие улыбочки. Она не позволит себе попасть под сомнительное обаяние соблазнителя.
– Ты неплохо сохранилась для своих лет, рыженькая.
– Неужели? А вы для своих – просто тупица.
– У тебя всегда есть чем ответить на любезность, так, что ли?
– Что правда, то правда, ковбой. Вот что я вам скажу: если вы сейчас же уйдете, я разрешу вам взять этот пирог бесплатно.
– Давай лучше сядем. Моя маменька всегда говорила, что, если есть на ходу, можно заработать язву желудка.
– Ваша матушка была права. Возьмите этот пирог с собой и съешьте его у себя дома в спокойной обстановке.
– Мне больше нравится твоя компания.
И тут он ужасно удивил ее, потому что сначала взял стул и предложил ей, потом подождал, пока она сядет, и только потом уселся сам.
– Не желаете кусочек? – спросил он, протягивая ей на конце вилки изрядный кусок яблочного пирога.
– Нет, благодарю вас.
– Он просто восхитительный.
– Я знаю, не раз пробовала. Но может быть, вы поторопитесь и будете есть быстрее? Я устала, и мне хочется поскорее уйти.
– Ты давно в этом городе? – спросил он, отрезая себе еще один кусок.
– Всего неделю. – Она начала барабанить пальцами по столу.
– А сколько времени ты в Бримстоуне? – Еще один кусок пирога исчез между чувственными губами.
– Неделю.
Он дружелюбно рассмеялся, а у нее по спине поползли мурашки.
– Ты мне нравишься, Рыженькая.
Она уставилась в его сапфировые глаза, окаймленные этими проклятыми длинными ресницами. О таких ресницах мечтает каждая женщина, пытаясь удлинить их с помощью туши или краски для век. Даже щетина на его щеках не могла испортить впечатление.
– У меня есть имя, сэр: Дюбуа. Роуз Дюбуа. Сапфировые глаза по-прежнему в упор смотрели на нее.
– А мое имя Зак Маккензи.
– Какое совпадение! – воскликнула она удивленно. – Я знакома с Джошем Маккензи. Он детектив в агентстве Пинкертона – или был им раньше, во всяком случае. Вы, случайно, не родственники?
Он и глазом не моргнул.
– Пинкертон? У тебя были какие-нибудь нелады с законом, Роуз?
– Я предпочитаю избегать служителей закона, но этот женился на моей близкой подруге.
– Правда? Ну что ж, Маккензи здесь распространенная фамилия. А почему ты недолюбливаешь служителей закона?
– Те, с кем мне.приходилось сталкиваться, были даже хуже преступников, которых они выслеживали. – Первым и самым худшим был шериф Уэс Старджес, вошедший в ее жизнь, когда ей было всего семнадцать. Но у нее не было ни малейшего желания рассказывать об этом.
– Итак, у тебя были некоторые неприятности с законом. – С этими словами он отправил в рот последний кусок пирога.
– Я этого не говорила. – Она взяла опустевшую форму, отнесла ее на кухню и положила в раковину. Когда она повернулась, чтобы идти назад, оказалось, что он стоит позади нее. Как он мог так бесшумно двигаться по этим скрипучим деревянным полам?
Еще больше она удивилась, когда его рука скользнула вниз и обняла ее за талию. Затем он властно привлек ее к себе и прижал к твердой мускулистой груди. Обычно Роуз имела обыкновение оказывать решительное сопротивление наглым типам, пытавшимся заигрывать с ней. Ее коронными ударами были локтем по ребрам или коленом в промежность.
Но по какой-то непонятной причине – и это было абсолютно противно ее чувству самосохранения – она не сделала ни того ни другого. Оказаться в такой близости от него было так волнующе... К тому же у нее достаточно опыта подобного рода, и она уверена, что сможет контролировать ситуацию.
– Что вы собираетесь делать, Маккензи?
– Поскольку я не смог получить кофе, пожалуй, утолю жажду вот этим. – С этими словами он прильнул к ее губам, так что она не успела даже слова вымолвить, чтобы воспротивиться насилию.
Это было похоже на взрыв – все ее существо охватило острое наслаждение. Она тут же поняла, что недооценила его чары, и попыталась вырваться. Он мягко придержал ее за шею теплой ладонью, и это прикосновение привело в смятение все ее чувства. Все встрепенулось в ней от прикосновения его твердых, жарких и настойчивых губ и крепкого, горячего тела, к которому он властно прижимал ее.
Ей случалось целоваться и раньше, но никогда она не чувствовала ничего похожего на то, что ощутила сейчас в объятиях Зака Маккензи. Все в нем возбуждало, восхищало ее. Как она тосковала по таким прикосновениям – и по такому трепету.
Но она играет с огнем: этому безумию не следует поддаваться. Рукой она нащупала у него на бедре «кольт», вытащила его из кобуры и приставила к его животу.
Он отступил назад, но не выпустил ее из рук. Его губы сложились в насмешливую улыбку.
– Ты когда-нибудь стреляла в людей, Роуз?
– Это мое дело, стреляла или нет. А тебе следовало бы задуматься. Мое дело – знать, а твое – догадываться.
Он опустил руки и стал разглядывать-ее своими проклятыми сапфировыми глазами.
– Почему, Роуз? Тебе ведь было так же чудно во время этого поцелуя, как и мне, и тебе это так же понравилось, как и мне.
– Это ваше мнение. И перестаньте называть меня Роуз, или я нажму на курок.
– Зачем? Ты ни на минуту не обманешь меня. Я знаю, чего ты хочешь от мужчины.
– Этого у тебя нет. – Она вернула ему пистолет.
– Ты уверена? – спросил он, засовывая «кольт» обратно в кобуру. * – Поцелуй говорит об обратном..
– Все, что вы можете добиться этим поцелуем – не больше, чем кусок пирога, который вы уже съели. Маккензи, неужели вы думаете, что я не догадываюсь, что вы за птица? Я отбивалась от такого сброда с тех самых пор, как у меня начала расти грудь. Все вы вылеплены из одного теста.
– Что плохого, если друзья обменяются парой поцелуев, Роуз?
– Может быть, пары горячих поцелуев и получаса в кровати для тебя будет достаточно. Но не для меня, Маккензи, – заявила она. – У меня другие планы относительно своего будущего, и в нем нет места таким невезучим бродягам, как ты.
– Что сейчас говорить о будущем? Ты напрасно потратишь время, если станешь уверять меня, что бережешь себя для более подходящей кандидатуры. Мы же оба знаем, что это не так.
У нее руки зачесались – так ей захотелось расцарапать его наглую физиономию. Конечно, она была уже не девушкой, но при этом не была и шлюхой. А он обращался с ней именно так. Но в конце концов, какая разница, о чем он думает? Почему это ее трогает? Она никогда раньше не обращала внимания на подобные заявления.
