Он поднял глаза на Уолдо и увидел, что тот внимательно смотрит на него. В глазах младшего кузена он прочел вопрос. Джордж покраснел и, отмахнувшись рукой, проговорил:
– Нет, не думай, я не положил глаз на Брум Холл, как Лоуренс. И я, пожалуй, даже не стану терять время отговорить тебя от того, чтобы ты ухнул все наследство на шайку бездомных нищих, которые, будь в этом абсолютно уверен, даже не поблагодарят тебя за это и не станут добропорядочными гражданами, как бы тебе этого ни хотелось! Попомни мои слова. Но я должен признаться, что и мне до жути интересно, почему старый негодник решил оставить свое состояние именно тебе.
Сэр Уолдо, пожалуй, мог бы просветить Джорджа на сей счет, но посчитал более тактичным воздержаться от цитирования завещания эксцентричного старика, в котором он, Уолдо, характеризовался как «единственный член моей семьи, который обращал на меня столь же мало внимания, как и я на него, и не лез ко мне как прилипала».
– Со своей стороны я могу сказать только одно, – проговорила после долгого молчания леди Линдет. – Во-первых, твое намерение распорядиться наследством для организации сиротского приюта кажется мне совершенно неудовлетворительным. Во-вторых, я уверена, что бедняга Джозеф ждал от тебя совсем другого.
– Ты в самом деле решил сделать с имением то, о чем я догадался, Уолдо? – спросил все еще заинтересованный Джулиан.
– Да, в самом деле. Если место покажется мне вполне подходящим для этой затеи. Возможно, мои планы придется изменить после первого же осмотра. Во всяком случае я не хочу, чтобы об этом имении затевали пустую болтовню, так что попридержи свой язык, юноша!
– Господи, вот она несправедливость-то! Я вообще молчал все это время, а языком молол Джордж! По мне, так я со всем согласен, что ты предложишь, Уолдо. Кстати, ты возьмешь меня с собой, когда соберешься на север?
– Пожалуйста, ради бога, если ты действительно хочешь. Но я должен тебя сразу предупредить, что ты там умрешь от скуки. Мне надо будет вести долгие переговоры с душеприказчиком кузена Джозефа, из-за чего я должен буду много времени провести в Лидсе. И прежде чем начать реализацию моего предварительного плана относительно Брум Холла, мне нужно будет вникнуть во все детали, провести большую подготовительную работу. На все это уйдет масса времени. Ты пожалеешь о том, что поехал. Да еще в самом разгаре светского сезона! Так что подумай сначала.
– Плевать! Вот как раз светский сезон и представляется мне смертной скукой. Эти ужасные, тоскливые вечера и приемы!.. Как подумаю о них, дрожь пробирает. Таскаться из салона в салон, раскланиваться с людьми, которые тебе совершенно безразличны, улыбаться дамочкам, которых больше никогда не увидишь…
– Ты слишком избалован, Джулиан! – строго прервал его Джордж.
– Вовсе нет. Просто мне никогда не нравилось посещать салоны и никогда уже не понравится. Я люблю жить на природе. Кстати, Уолдо, интересно, какая там рыбалка? Я имею ввиду – в окрестностях Брум Холла? – Он увидел, что сэр Уолдо выжидающе смотрит на леди Линдет, и тоже повернулся к ней. – Только не надо возражать, мама! Хорошо?
– Хорошо, – ответила она. – Делай, как хочешь. Хотя мне, конечно, очень жаль, что ты уедешь из города в такое время. Скоро будет маскарад у Эйбери и потом… Впрочем, если ты уже решил, что поедешь вместе с Уолдо в Йоркшир, я не скажу ни слова против.
В голосе ее слышался достаточно ясный намек на недовольство, который распознал и оценил по крайней мере один из присутствующих. Она была любящей, но не забывающей о чувстве меры матерью. И хотя с одной стороны ей очень хотелось вывести единственного и любимого сына на многочисленные «модные» вечера, для которых сейчас было самое время, а если возможно, то и присмотреть ему выгодную, богатую и порядочную невесту из хорошей семьи, с другой стороны ей хватало мудрости и жизненного опыта не тащить Джулиана туда против его желания или пытаться мешать его взаимоотношениям с Уолдо. Надо отдать ей должное: едва овдовев, она твердо решила, что не станет ограничивать свободу Джулиана и не станет привязывать его к своей юбке. С той минуты она твердо придерживалась взятого курса, хотя порой и терзалась этим, полагая, что давая Джулиану неограниченную свободу, устраняется тем самым от его воспитания. Это был умный и красивый мальчик. Про таких говорят, что родился «обут, одет и сыт». Мать его очень боялась, что кто-то воспользуется его доверчивостью, добьется его расположения, и в конце концов Джулиана окружит та же сомнительная компания, которая окружила сейчас Лоуренса. Все это попахивало крупными неприятностями, если не настоящей бедой. В обществе же Уолдо Джулиан был не только в безопасности, он был счастлив. Уолдо ввел его в свой круг знакомых, где были в основном люди высокого социального статуса. А то, что эти джентльмены практиковали опасные для здоровья и жизни, – а на вид, так просто недостойные, – забавы, как-то не особенно волновало леди Линдет. Ей было непонятно, зачем мужчина добровольно подвергает себя риску сломать шею на охотничьем гоне или на гонках парных двухколесных экипажах. Ей было непонятно, какое удовольствие можно было получить, «поставив фонарь под глазом» своему знакомому во время совершенно неприличной драки, которые регулярно проходили при большом стечении публики в Джексоновском Боксерском Салоне. Но она отпускала сына на все эти забавы, успокаивая себя тем, что женщинам не дано судить хладнокровно и объективно о подобных вещах. Она не хотела, чтобы ее сын участвовал в жестоких видах спорта, но все же он находился при этом в обществе приличных людей, что отличало его от его родственника Лоуренса. Она ревновала сына к Уолдо, и на это у нее были основания. Порой все ее уговоры и попытки склонить Джулиана к какому-нибудь поступку не имели ровным счетом никакого результата. А Уолдо достаточно было только бровью шевельнуть, и Джулиан тут же бросался делать то, что хочет его кумир. И все же она понимала, что должна быть благодарна Уолдо. Его мировоззрение могло не совпадать с ее мировоззрением, она могла не одобрять слепое поклонение ему со стороны Джулиана, но при всем при этом понимала, что пока Джулиан находится в обществе Уолдо, ей как матери можно не волноваться за сына.
Она встретилась глазами с Уолдо и увидела, что он читает ее мысли. Он улыбнулся и проговорил:
– Я знаю, мэм… Можете не беспокоиться, я позабочусь о нем.
Больше всего ее раздражало в нем то, что он отлично догадывался об одной вещи, о которой она, однако, ни разу ему не говорила и не намекала. Речь шла о ее стремлении видеть Джулиана на вершине социального успеха, чего он, по ее мнению, вполне заслуживал и своим происхождением, и внешностью, и состоянием.
