— Я и не думал, что ты собираешься сидеть сложа руки.
— Я хочу создать армию, какой еще не видывали в Двух Царствах. Я хочу объединить силы Бактрии и Согдианы, а также племен, живущих в степях и горах, чтобы создать войско, которое победит греков и египтян. Птолемей покинул ее, когда она в нем так нуждалась, и он заплатит за это жизнью. Кассандр тоже умрет.
— И Олимпиада.
— Она погибнет от моей руки.
— Ты убьешь женщину?
— Не женщину, а демона. Она приговорила к смерти собственного внука. Она не заслуживает жалости.
— Это все мечты, — ответил Оксиарт. — Пустые разговоры. Как ты намерен сравняться численностью с армией фараона, если Кассандр и греческие военачальники придут ему на помощь?
— У них есть пехота, несколько конных отрядов, но им не сравниться с огромной армией Александра. Кассандр нанимает своих воинов.
— Однако, — возразил Оксиарт, — это десятки тысяч профессиональных солдат, которые опустошат нашу страну.
— Не смогут, если я нападу первым, с конницей. В Индии я видел воинов, сидевших на полотняных седлах, набитых травой. — Он вынул горящую ветку из огня, затушил пламя и обгоревшим концом нарисовал на мраморном столе лошадь. — Седла обтянуты полосками кожи или веревками, к ним крепятся петли, сделанные из дерева или бронзы, и в эти петли помещаются ноги седока. Эти петли называются стременами.
— И что же? — спросил Оксиарт. — Ноги наездника не запутываются в стременах?
— Я приказал сделать такие седла для двадцати своих лучших наездников. Послезавтра вы сможете посмотреть их бой. Я ставлю их против ваших двадцати воинов. — Кайан усмехнулся. — Чтобы привыкнуть, требуется время, но когда мои ноги в стременах, то я устойчив, как скала.
— Военачальники Александра видели это чудо в Индии. Почему же тогда никто больше не…
Кайан пожал плечами.
— А почему наши мечи отличаются от греческих? Почему наши луки короче? Каждая культура имеет свои сильные стороны, вырабатывавшиеся тысячи лет, и воины не любят перемен. Мы позаимствовали эту мысль на дальних берегах Инда и сделаем ее своей. Мои мастера натянули скифское кожаное седло на деревянный каркас и подняли его спереди. Задняя часть тоже сделана выше, так что наездник сидит не сверху, а в седле. А если добавить к этому кожаные ремни и стремена, ездока почти невозможно будет выбить из седла.
— Я приду и посмотрю на это чудо. Если все так, как ты говоришь, у Двух Царств появится новое оружие. — Он задумчиво посмотрел на рисунок Кайана. — Но тебе придется убедить скифов прекратить набеги на соседей и примкнуть к нам. Дастся ли?
— Я сделаю это.
Оксиарт тяжело опустился на обитый мягкими подушками трон.
— Ты стремишься не только защитить Бактрию и Согдиану. Ты жаждешь мести.
— И я отомщу.
— Это не вернет ее.
Голос Кайана стал хриплым от волнения.
— Нет, не вернет. Но ее враги стократ заплатят за каждую каплю ее крови.
— Ты намерен стать следующим завоевателем? Горькая улыбка раздвинула его губы.
— Македонцы лучше других поймут меня.
— Откройте глаза.
Издалека она слышала голос.
— Вы должны проснуться.
Она поняла, что человек, говоривший с ней, привык подчинять. Но сделать то, что он просил, было невозможно. Она чувствовала огромную слабость и не испытывала боли, погружаясь в серую мглу. Луг исчез, она больше не видела золотоволосого мужчину на вороном коне, не слышала пения птиц… Лишь ритмичные удары волн об обшивку корабля.
— Лихорадка отступила. Вы должны открыть глаза.
Она пыталась сделать это, но чернота окутывала ее, погружая в вихрь воспоминаний. Она видит серебряный кубок… пробует горькое вино… а потом… пустота.
Время шло. Она чувствовала это, но сама не понимала как. Она вдыхала аромат ладана и ощущала блаженную прохладу влаги на иссушенных губах. Сильные руки подняли ее. Она глотала, захлебывалась и глотала снова.
— Вы слышите меня. Я знаю это. Теперь вы в безопасности.
В безопасности? Прохладный бриз ласкал горячую кожу, откуда-то доносились нежные звуки пятиструнной арфы. Она подумала, что уже умерла.
— Безнадежно, ваше величество. Если она сама не захочет жить, то…
Не захочет жить? Ее охватил гнев. Она открыла глаза и посмотрела на говорившего.
— Я… я знаю вас?
Ее губы беззвучно зашевелились, пытаясь произнести слова. Мысль о том, что он был греком и, стало быть, врагом, бросала ее в дрожь, но она израсходовала остаток сил и теперь лежала, пытаясь сделать вдох.
— Боги, благодарю вас! — Он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Меня зовут Птолемей. Вам нужно…
Ее веки сомкнулись. Она попыталась вспомнить это имя и узкое аристократическое лицо. Этот грек был высоким; уже не молодым, но еще не старым; лицо его, окаймленное светло-каштановыми волосами, было чисто выбрито, нос прямой, подбородок острый. В углах его чувственного рта залегли морщины, а кожа была загорелой и обветренной, что делало его похожим на воина.
Его лицо казалось ей знакомым… И все же… Может, это враг? От усилий вспомнить этого человека боль вернулась, и она вздрогнула.
— Оставайтесь здесь! — приказал он властно, но в то же время в его голосе слышалась нежность.
— Где… где я? — удалось ей хрипло прошептать. Она не могла вспомнить просторное помещение с колоннами, в центре которого лежала. Простыни были чистыми и свежими, матрас мягким. Прозрачные занавеси, свисавшие с потолка, окружали широкое высокое ложе, создавая иллюзию уединения.
Это не было похоже на тюрьму. Она слышала журчание воды в фонтане, открытые окна выходили в роскошный сад. В воздухе витал аромат кедра и корицы.
— Это Александрия. Дворец голубого лотоса. — Птолемей улыбнулся ей. — Вы здесь в безопасности.
Она пыталась вспомнить, что же пугало ее, но туман, обволакивающий память, был слишком густым. Ей захотелось пить.
— Пожалуйста, — сказала она, — воды.
Он поднес кубок к ее губам. Вода имела приятный вкус. Ободок голубого стакана был гладким, а украшенные кольцами пальцы, державшие кубок, тонкими и сильными. Она прищурилась, чтобы лучше рассмотреть лицо Птолемея. Только сейчас она заметила на его голове венец из лавровых листьев, искусно сделанный из чеканного золота.
— Вы не узнаете меня?
Она тихо вздохнула и покачала головой.
— Отдыхайте, я приду, когда вам станет лучше. — Птолемей жестом подозвал женщину, сидевшую у дальнего края задрапированного ложа. — Геспер!
— Да, ваше величество.
— Ухаживай за ней. Не оставляй ее ни на минуту.
