Мартин закрыл лицо ладонями. Он сидел, наклонившись вперед и чуть заметно покачиваясь в кресле. Король ласково коснулся рукой его плеча и встал.
— Мне пора, Мартин. Я собираю в Тауэре Совет. От тебя незамедлительного ответа не требую. Обдумай то, что я сказал. Ты ведь будешь во дворце на рождественских праздниках? Надобно уже справиться с горем, дружище. Господь забирает к себе наших любимых, такова Его воля, и мы не можем, не имеем права позволять себе отдаваться горю и пренебрегать нашими обязанностями.
Мартин поспешил встать вслед за королем, хотя ноги едва держали его; он скрипнул зубами, признавая справедливость этого мягкого укора, и проговорил с низким поклоном:
— Ваше величество вправе напомнить мне о моем долге верноподданного в это сложное время. Если я чем-то могу быть полезен, вам достаточно лишь приказать мне… — Он замялся на секунду, но тут же договорил: — …касается ли это дел государственных… или личных.
Ричард улыбнулся.
— Благодарю тебя. Кое-кто из моих лордов с юга страны не спешит с изъявлениями преданности, но я знаю, что всегда могу положиться на особо близких мне друзей. — Его губы слегка дрогнули. — К сожалению, только ты один годишься на то, чтобы сослужить мне эту особенную службу.
Мартин почтительно склонил голову.
— Я понимаю, ваше величество.
Он позвонил в колокольчик, и Питер Фэйрли тотчас вбежал в гостиную.
— Питер, проводи нашего высокого гостя. Полагаю, вы не желали бы сейчас, чтобы меня видели с вами, сэр?
— Именно так, милорд. Я не хотел бы, чтобы мои замыслы были разгаданы… кем бы то ни было. — Король надвинул на глаза капюшон и обмотал бархатным платком нижнюю часть лица. — Прощай, Мартин. Надеюсь вскоре увидеть тебя в Вестминстере.
Мартин поклонился и поцеловал руку в перстнях. А затем взглядом проводил короля, уходившего с его оруженосцем. После чего вернулся к камину и, положив руки на резную дубовую панель, опустил голову, невидящим взглядом уставившись на пылавшие угли.
Ему было двадцать три года. В эти неспокойные времена и в самом деле следовало подумать о наследнике. Юношей он служил оруженосцем у сэра Фрэнсиса, ныне виконта Ловелла, пока не был посвящен в рыцари герцогом Ричардом Глостером (как именовался в ту пору нынешний король), вместе с которым должен был оберегать границу с Шотландией.
Тогда ему было около двадцати, и он полностью погрузился в военные заботы, так что о женитьбе даже не помышлял. Отец не настаивал, в детские годы он ни с кем не был помолвлен, а позднее пришел к выводу, что это и к лучшему, так как видел вокруг себя немало несчастливых браков. Потом лорд Рокситер внезапно скончался от воспаления легких, и Мартина, его наследника, срочно затребовали на юг, чтобы передать ему отцовский титул.
В прошлом году бывшему герцогу Ричарду Глостеру пришлось поспешно взойти на трон, а последовавшие за этим интриги и мятежи потребовали от молодого Рокситера преданности и полной самоотдачи, так что он стал невосприимчив к блестящим глазкам придворных дам, до тех пор пока в Вестминстер не прибыла Элинор Модели, чтобы служить королеве Анне.
В детстве Мартин и Элинор знали друг друга и даже дружили. Встреча была приятна обоим и вскоре переросла в любовь. С милостивого благоволения короля они обручились. Мартин с нетерпением ожидал осени, когда должна была состояться свадьба, как вдруг жестокая судьба нанесла нежданный удар. Четыре месяца тому назад Элинор внезапно заболела и умерла.
Он даже представить себе не мог, что будет так страдать из-за своей потери. Элинор была женственна и при этом умна, образованна, с ней было всегда интересно, и Мартин знал: она станет превосходной хозяйкой его замка и всех его владений. Он тосковал по ней постоянно. Она появилась на его горизонте словно яркая звезда и покинула его внезапно, как метеор. Он жил с тех пор будто потерянный, целиком уйдя в свое горе.
И вот король просит его подумать о женитьбе на незнакомой девице, почти ребенке, предназначенной ему единственно из необходимости скрепить союз с лордами пограничных с Уэльсом земель. Сильно прикусив нижнюю губу, он почувствовал соленый вкус крови во рту.
Что ж, да будет так. Он нужен королю. Он больше никогда никого не полюбит — не сможет полюбить. Тогда почему бы и не эта незнакомая девушка? Если, женившись на ней, он укрепит тем верность Греттона короне и к тому же приумножит свои земли и обретет признательность короля… не глупо ли от всего этого отказаться?
Внезапно приняв решение, Мартин выпрямился и с чувством сожаления и раскаяния бросил взгляд на свой траурный костюм.
Что ж, он сегодня же появится в Вестминстерском замке, а потом, может быть уже завтра, призовет своего портного и обсудит с ним более подходящий наряд для встречи с мисс Греттон — ведь рождественские празднества не за горами.
Крессида из окна спальни заметила подъезжавшего к замку всадника. В течение последнего года она не раз видела в их доме незнакомцев, явно старавшихся остаться незамеченными; отец принимал их наедине, и они вскоре так же неприметно уезжали. Однако на этот раз приезд таинственного курьера вызвал в ней странное, ей самой непонятное беспокойство. На незнакомце были обыкновенная солдатская кожаная куртка без рукавов, шлем и нагрудник, но под воинским одеянием она разглядела темно-красную с голубым ливрею Йоркского королевского дома. Значит, этот человек прибыл из Вестминстера.
Крессида встревожилась еще больше.
Может, ее отец под подозрением? Но если бы его собирались арестовать, посланец прибыл бы, вероятно, не один, а с вооруженным конвоем?
Кликнув свою няньку Алису, которая теперь именовалась горничной, Крессида попросила принести ей теплый плащ с капюшоном и послать кого-нибудь на конюшни, чтобы грум оседлал и привел на внутренний двор замка ее любимую лошадь.
Как обычно, Алиса стала ворчать:
— Нынче очень холодно. И чего это вам вздумалось ехать верхом? Да еще отправитесь, небось, одна. Не нравится мне это, вот что я вам скажу. Такие времена настали, с молоденькой леди всякое может случиться. А вы-то уже большая, вам не годится эдак выезжать, не дай Бог, какой-нибудь простолюдин обидит, а не то и похуже…
— Алиса, всего несколько месяцев назад ты уверяла, что я еще маленькая. И поеду я всего-навсего в рощу. Даже за границы наших владений не выеду. Разве мне здесь хоть что-нибудь угрожает? Ты ведь знаешь, ненавижу, когда за мной присматривают.
— Знаю, знаю, вам лишь бы все делать по-своему, — проворчала няня. — Ну, ничего, скоро найдется и на вас управа.
Крессида набросила отороченный мехом капюшон поверх простого полотняного чепчика: дома она предпочитала носить его, а не те искусно расшитые головные уборы, которые отец недавно заказал для нее вышивальщице в Ладлоу. Она надела перчатки для верховой езды и, озабоченно сдвинув брови, пристально посмотрела в лицо няньке.
