Домчавшись до школы, она остановилась, чтобы перевести дыхание и успокоиться. Она снова почувствовала, что кто-то крадется у нее за спиной. Это не собака, не енот или какая-нибудь другая дикая живность. Черт побери! Молли расслышала, как кто-то ругается в ночи.
Молли разглядела рядом с площадкой для танцев Уинслоу Форчуна, размахивающего пивной кружкой и о чем-то спорившего с Биллом Макдональдом. Хильда танцевала с Альбертом Стоунлеем. Ее партнер, кажется, впервые отказался от маски скучающего скептика.
Кто же мог следить за ней? Сейчас все толпились у площадки. Может быть, Уинслоу послал кого-нибудь в контору? Или просто влюбленные искали темный уголок.
Она укрылась за углом школы и вглядывалась в темноту, не пойдет ли кто-нибудь по дороге или около нее — никого.
Молли подумала, что хорошо бы сообщить о своих подозрениях Уинслоу. Ведь очень многие знают, что деньги, собранные во время праздника для оплаты строителям, были отнесены в контору.
Что если кто-то вознамерится их украсть? Подойдя к толпе зрителей, Молли не очень громко позвала:
— Мистер Форчун!
Уинслоу оглянулся, глаза, привыкшие к свету ничего не могли разглядеть в темноте. Он подумал, что ему показалось.
— Уинслоу! — снова позвала Молл слегка выдвигаясь на освещенное пространство. — Мне надо с вами поговорить!
Наконец, он заметил ее. Поборов некоторое внутреннее сопротивление, он подошел к ней.
— Вы как-то странно себя ведете. Почему вы прячетесь? — По ее голосу Уинслоу почувствовал что-то неладное. — Что с вашим голосом?
— Сорвала. Слишком много сегодня напророчила и голос сел, — она схватила его за руку и потащила за собой в темноту, подальше от чужих глаз. — Мне надо с вами поговорить.
За целый день Уинслоу переговорил с массой народа. Мужики, толпившиеся под высокой елью у пивной бочки, обсуждали политику, говорили о бизнесе, погоде, житейских проблемах. Каждый старался перекинуться с ним хоть словом, узнать его мнение. Уинслоу пришлось выпить не одну кружку пива, хотя он был не большой мастак по этой части. Сейчас же его возбуждение еще больше усилилось — самая красивая женщина в поселке тащила его куда-то в темноту. Наконец, они остановились, и он тут же обнял ее рукой за талию, прижав к себе.
— Вы такая обворожительная… — Уинслоу склонил голову ей на плечо.
Молли резко оттолкнула его и отступила на шаг.
— Да подождите… Выслушайте меня! Уинслоу предпринял вторую попытку обнять ее, но Молли уперлась обеими руками ему в грудь.
— Уинслоу, я не за этим позвала вас. Несколько минут назад я заметила кого-то, кто прятался рядом с конторой. Вы кого-нибудь посылали туда?
Первое, что Уинслоу осознал, — она сменила наряд Кассандры на новое платье, облегчавшее ее изящную фигуру. Он несколько раз глубоко вздохнул прохладный воздух и успокоился.
— Вы видели мужчину? — спросил он уже обычным деловым тоном.
— Не знаю, я только слышала чьи-то крадущиеся шаги. Он, видно, споткнулся и выругался. Думаю, сначала он шел за мной, но я боялась обернуться и поспешила сюда, где люди.
— Может, по голосу вы кого-то узнали?
— Я тут же кинулась прочь, как только услышала шаги, — Молли все еще стояла, упершись руками в его грудь. Он сжимал ее запястья, стоял совсем близко, стараясь не дышать на нее, так как выпил много пива.
— Может, вам это показалось?
— Не думаю. Я уже несколько раз слышала у себя под окнами шаги, кто-то скребся у двери…
— Собака?
— Нет, это был человек. Я слышала, как он дышит.
— Почему же вы сразу не рассказали мне об этом.
— Как же я ночью побегу по поселку, если чувствую, что у меня за дверью кто-то караулит.
— Подождите здесь, я пойду, посмотрю, что там делается возле конторы. — Может, это кто-то из гостей напился и свалился в канаву. Невежливо будет с нашей стороны оставлять его там на всю ночь, мерзнуть. Кстати вы видели Джеда?
— Нет, ведь я только что пришла.
— Тогда попробуйте найти его у танцплощадки.
— Я пойду с вами.
— Нет, возвращайтесь на танцы. Вы ведь для этого принарядились?! — Уинслоу резко повернулся к ней спиной и исчез в темноте.
— Это небезопасно — идти одному! — крикнула Молли ему вслед.
— Вы еще объявите это всему свету… Молли, — ответил удаляющийся Уинслоу.
— Нельзя же быть такой задницей! — вполголоса произнесла Молли, задетая его саркастическим тоном.
Внезапно Уинслоу снова возник рядом.
— Почему вы вернулись?
— Взять фонарь и сказать вам, что для учительницы у вас странный лексикон…
— Простите, мистер Форчун, я не думала, что вы расслышите…
«Почему каждый раз, когда я хочу произвести на него хорошее впечатление, все так плохо кончается?» — Молли смущенно опустила глаза.
Но Уинслоу, вопреки ее ожиданиям, рассмеялся.
— Я не обиделся на вас. Ладно, пойдемте вместе. Уинслоу достал фонарь, и они вместе с Молли направились к конторе.
— Это вас монахини научили всяким таким словечкам? — шутливо поинтересовался Уинслоу.
— Нет, моим главным учителем был наш садовник, — с наигранным смирением ответила Молли.
— Как вы попали с этим сквернословом в одну компанию?
— Я была такой одинокой. Дружба с садовником была моей тайной, я очень любила его. А он прикармливал меня фруктами и сладостями.
— Сколько вам было лет, когда умерли ваши родители?
Молли не ответила. Она остановилась и показала рукой, где, по ее мнению, споткнулся тот мужчина. Уинслоу осмотрел место, но ничего подозрительного не обнаружил.
Эдгар Филмор затаился всего в нескольких шагах от них за кустарником. Сердце бешено стучало, и он с трудом сдерживал дыхание. Он подвернул ногу, но сейчас не чувствовал боли, думая только о том, чтобы незаметно смыться. Для этого надо было добраться до конюшни, отвязать первую попавшуюся лошадь и незаметно вывести ее из поселка.
— Тут никого нет, — сказал Уинслоу, — пойдемте в контору, проверим кассу.
— Хорошо, — Молли запнулась. — Вы спрашивали о моих родителях?.. Моя мать умерла, когда мне было семь лет. Насколько я знаю, мой отец еще жив, думаю, что он живет в Денвере.
Уинслоу поднял фонарь и осветил ей лицо. Разве она не говорила, что оба родителя умерли? Он увидел, что она действительно расстроена.
— Молли, извините меня…
— Это мне всю жизнь приходится извиняться. В приличном обществе не говорят об ублюдках, но я именно такая — незаконнорожденная. — Впервые она говорила об этом мужчине. — Мое рождение считали грехом, и тетка постоянно твердила мне, что я должна быть счастлива уже потому, что меня не выбросили на улицу…
