— Мм… понятно.
— Пожалуйста, не стесняйтесь сообщить все, что считаете нужным. Лорд Гастингс рассказал, что я с радостью издавала ваши книги. Уверена, любая информация окажется интересной.
Мистер Мартин с трудом перевел дух.
— Собственно… особенно говорить нечего. Я все время хотел писать об истории, а когда вы организовали издательскую фирму, сразу предложили мне — можно даже сказать, заставили — передать рукописи для публикации. Книги были очень тепло встречены читателями, и я вам чрезвычайно признателен.
— Что ж, приятно это слышать. Рада, что смогла принести пользу одному из друзей лорда Гастингса.
Мистер Мартин опустил глаза и взял с подноса чашку. Рука заметно дрожала.
— О, прошу прощения, — тут же поправилась Хелена. — Муж сказал также, что между нами завязались теплые отношения. Крайне опрометчиво с моей стороны называть вас только его другом.
— Нет-нет, что вы! Если кто-то и должен просить прощения, то исключительно я. Насколько понимаю, несчастный случай произошел, когда вы спешили на встречу со мной — скорее всего чтобы обсудить новую работу.
Он негромко рассмеялся, но не весело, а скорее с неловкостью и виновато.
— Мне крайне неприятно чувствовать себя причиной столь серьезных физических страданий.
Что ж, теперь, во всяком случае, нашлось логическое объяснение его смущению. Каково это — осознавать непосредственную причастность к дорожной аварии? Хелена испытывала сочувствие, но в то же время не могла избавиться от ощущения, что репетировала одну пьесу и вдруг попала на сцену в середине другой.
— Как я могу обижаться на вас за собственную невнимательность на улице? И вы тоже не должны себя винить.
Мистер Мартин осмелился поднять голову.
— Это проще сказать, чем сделать.
Хелена заметила, что у гостя тоже рыжие волосы, только не такие яркие, как у нее.
— Я жива, здорова и, честно говоря, не особенно огорчена тем обстоятельством, что не все помню.
Лицо, и без того растерянное, исказилось болью. Почему же и он, и Гастингс так остро реагируют на каждое слово? Может быть, этот человек просто боится потерять надежного издателя?
— А мы с вами не подписывали контракт на издание новых сочинений?
— Подписывали. Планировали выпустить еще два тома по истории Англии.
— В таком случае непременно выполню обязательства. Обещаю прочитать — или перечитать — все ваши книги, чтобы подготовиться к работе над новыми. Издательский контракт не должен пострадать от моей болезни.
Заверения, однако, лишь усугубили переживания гостя. Он медленно поставил чашку, встал и неловко поклонился.
— Вы очень добры. Рад видеть вас в добром здравии и не смею больше занимать драгоценное время.
— Неужели не хотите обсудить рабочие вопросы? — удивилась Хелена, окончательно сбитая с толку странностью поведения мистера Эндрю Мартина.
Но джентльмен уже удалился.
Гастингс давно хотел изобразить на фреске семейство Фицхью: крошечные фигурки с неразборчивыми, а потому неузнаваемыми лицами. Но все должны быть одеты по моде десятилетней давности и представлять собой группу английских туристов в Италии.
Он провел пальцем по спускающейся с холма дорожке. Можно нарисовать их здесь и позволить ветерку играть лентами на шляпах дам. Пусть все смотрят на разрушенный монастырь на соседнем холме. Все, кроме Хелены. Она повернется к зрителю — к нему.
— Неужели все посетители так странно ведут себя в моем присутствии? — послышался за спиной ее голос. — И неужели вы при каждом визите белеете как полотно и убегаете прочь из комнаты?
Дэвид наконец-то вздохнул полной грудью. К счастью, ничего страшного не случилось. Своим появлением Мартин не разрушил дамбу, сдерживающую поток ее памяти.
— Кто же все-таки этот человек?
Гастингс снова замер. Настойчивый вопрос показывал, что на этот раз подозрение зашло далеко; светлые локоны, даже самые упругие и шелковистые, не помогут отвлечь пытливое внимание.
— Не подскажете, почему автор книг по истории Англии счел возможным нанести визит в столь поздний час? И кстати, почему вы вели себя так странно?
Наступила пауза. Немедленного ответа не последовало.
Хелена заговорила более настойчиво:
— Что вы скрываете? По какой причине ни разу на меня не посмотрели? Известно ли вам, что выглядите так, словно считаете себя виноватым, хотя трудно предположить, в чем именно?
Кажется, пришло время открыть правду.
Дэвид провел пальцем по краю дубовой панели.
— Дело в том, что я тайно ревновал вас к мистеру Мартину. Вы проявляли к нему особый интерес, — признался Гастингс, все еще не осмеливаясь обернуться.
— Особый интерес к мистеру Мартину? — озадаченно переспросила Хелена.
— Да, к мистеру Мартину.
— Но замуж вышла не за него, а за вас. Разве это не доказывает явного предпочтения?
Дэвид вцепился в край панели, как будто искал в ней спасения.
— Мы не женаты, — с трудом шевеля губами, произнес он. — Только притворяемся супругами.
Хелена, кажется, поняла отдельные слова, но смысла сказанного уловить не смогла.
— Как можно притвориться супругами? Что, у нас была ненастоящая свадьба? И мои родные позволили устроить подобную шутку? — Она нервно вздохнула. — Или они ничего не знают?
— Знают, но не имеют возможности выбирать, а потому вынуждены поддерживать обман… во всяком случае, в глазах общества.
Хелена окончательно растерялась и не знала, как реагировать на невероятную историю: смеяться или обижаться.
— Объясните же скорее!
На миг Дэвид поднял глаза к потолку, как будто умолял высшие силы о помощи.
— В той жизни, которая стерлась из памяти, вы любили не меня, а мистера Мартина.
Хелена удивилась, что смогла твердо устоять на ногах.
— Не верю, — сказала она. А может быть, не сказала, а закричала, потому что Дэвид вздрогнул от внезапной силы ее голоса. — Я не могла любить мистера Мартина, потому что, увидев его, не почувствовала ровным счетом ничего!
— И все же любили с тех пор, как вам исполнилось двадцать два года, — меланхолично подтвердил Дэвид.
Что это? Нелепый сон, из которого никак не удается вырваться? Пять лет любить мистера Мартина?
— В таком случае почему же я не вышла за него замуж?
Дэвид пожал плечами.
— Обстоятельства помешали.
Хелена мучительно пыталась заглянуть в глубину сознания, за плотный занавес забвения, однако прошлое оставалось непроницаемым, как густой лондонский туман.
— Он джентльмен, я леди. Какие обстоятельства могли помешать нам вступить в брак, если мы того хотели?
