— Вообрази, что ты перенеслась туда. Кругом царит неразбериха, все возбуждены до крайности; старый король умирает, а на его место приходит новый.
— У нас не король, у нас теперь королева.
— Они там так не думают…
Она обхватила колени, улыбаясь чему-то своему. Тут только я заметила, что у нее сегодня странное настроение, но Карлотта часто пребывает в нем.
Много дней спустя, катаясь верхом, я проезжала мимо этого утеса и вновь увидела на нем Карлотту, смотрящую в сторону Франции.
Прошел год. Мне исполнилось четырнадцать, и пошел пятнадцатый год моей жизни. Война все еще продолжалась. Мои дядюшка Эдвин и Карл были за границей. Они служили Мальборо, который теперь стал герцогом. Мы думали об их участии в войне, но не думали о самой войне, поскольку она не влияла на нашу жизнь.
Стоял май, чудесное время года. Закончив занятия с моей гувернанткой, госпожой Леверет, я отправлялась верхом на своем коне Томтите. Иногда я направлялась к морю и ехала вдоль самой кромки воды. Мне это нравилось. Глубоко вдыхая свежий воздух, который, как утверждали, был у нас чище, чем в любом другом месте, я ощущала прилив бодрости. В воздухе остро чувствовался любимый мной запах моря.
Иногда я уезжала довольно далеко. Мне нравилось оставлять Томтита у ручья, а самой тихонько полежать в траве, наблюдая за резвящимися кроликами, а иногда за полевками и их детенышами. Я могла часто наблюдать за жабами, лягушками и водяными жуками. Я любила звуки дикой природы и мелодичное пение птиц.
Однажды Томтит сломал подкову, и я повела его в кузницу. Пока его подковывали, я решила прогуляться и оказалась поблизости от Эндерби-холла.
Это место влекло меня так же, как и многих других людей. Я редко заходила туда. Моя мать всегда жаловалась, что Эндерби-холл не используется, что глупо поддерживать чистоту в доме, где никто не бывает, и нужно убедить Карлотту сбыть его с рук.
Рядом с домом находились земли, которые мой отец приобрел тогда же, когда купил Довер-хаус. Он никогда их не использовал, хотя все время собирался придумать, как это сделать. Он огородил эти земли и дал понять, что не собирается сделать из них обычную пашню. Я считала, что у него есть какой-то особый план насчет этих земель.
Я прислонилась к забору и посмотрела на дом. Он казался темным и таинственным, но, возможно, тому виной была его репутация. Неожиданно я услышала звук. Прислушиваясь, я вгляделась в дом. Но нет, оттуда никто не выходил. Я вновь прислушалась: звук шел из дома — жалобный вопль попавшего в беду животного. Мне показалось, что это собачий вой.
Я решила пойти и посмотреть. Отец огородил землю такой высокой изгородью, что на нее трудно было взобраться. Тут же были и запертые на массивный замок ворота, через которые можно было перелезть. Так я и сделала.
Некоторое время я стояла, пытаясь понять, откуда слышен звук. Место было сильно заросшим. Я называла его «запретным лесом», потому что отец не раз подчеркивал, что ходить туда не следует. Я вновь подумала о том, почему он так старался помешать людям посещать его, и в то же время сам никак не использовал этот участок.
Наконец звук повторился. Определенно, это было какое-то животное. Я пошла на звук и увидела животное. Да, я была права. Это была собака, прекрасная сука мастифа, желто-коричневая, с более темными ушами и мордой. Я тотчас же поняла, что случилось: задняя нога собаки попала в капкан. Она жалобно смотрела на меня, и я поняла, что ей очень больно.
Я всегда умела обращаться с животными. Думаю, это происходило от того, что я всегда с ними разговаривала, питая к ним особую любовь, а они это сразу чувствовали.
Я опустилась на колени. Мне было ясно, что произошло: кто-то поставил капкан на зайца или кролика, а эта красивая собака попала в него.
Я понимала, что очень рискую. Она могла меня укусить, потому что боль была очень сильной, но прежде, чем приняться за работу, я погладила собаку. Поскольку я никогда не боялась животных, то и они отвечали мне тем же.
Через несколько минут я поняла, как разомкнуть капкан, и собака была освобождена. Я погладила ее по голове.
— Бедная, — пробормотала я, — это больно, я знаю. Ей действительно было очень больно, она не могла ступить на лапу, не испытывая при этом острой боли.
Я все еще бормотала ласковые слова, чувствуя, что она мне доверяет. Я кое-что понимала в лечении лап: прежде я довольно успешно вправляла их другим животным. Я дала себе обещание вылечить и эту собаку.
Не считая больной лапы, в целом собака выглядела прекрасно, чувствовалось, что о ней хорошо заботятся. Позже придется поискать ее владельца, а пока я вылечу больную лапу.
Я привезла ее в Довер-хаус и отнесла к себе в комнату. Госпожа Леверет, проходившая мимо по лестнице, воскликнула:
— О, Дамарис, не нужно больше приносить больных животных!
— Это прелестное существо повредило себе лапу.
Она попала в капкан. Нельзя разрешать людям использовать капканы, они очень опасны.
— Ну, я не сомневаюсь, что ты ее вылечишь.
— Мне кажется, что лапа не сломана, а поначалу я этого боялась.
Госпожа Леверет вздохнула. Как и все остальные, она считала, что мне уже следует перерасти это увлечение животными.
Я послала принести горячей воды и вымыла лапу. Найдя очень большую корзину, использовавшуюся для одной из собак, когда у той были щенки, я положила в нее мастифа. У меня была специальная мазь, которую я получила от одного из фермеров, а он сам ее сделал и подтверждал ее целебные свойства.
Собака перестала скулить и смотрела на меня влажными глазами, как будто благодарила за то, что я облегчила ее боль.
Я дала ей найденную в кухне кость с куском хорошего мяса и воды в одной из мисок. Она выглядела довольной, я оставила ее спать в корзине и спустилась к ужину.
Госпожа Леверет, которая ела вместе с нами, рассказала моим родителям о том, что я принесла в дом еще одну раненую собаку.
Мама улыбнулась.
— В этом нет ничего необычного! — сказала она. Мы сидели за столом, и мой отец рассказывал об одном из домов в нашем поместье, о предстоящем там ремонте, и мы уже почти закончили ужин, когда разговор зашел о спасенной мной собаке.
— Что с ней случилось? — спросил, улыбаясь, отец.
— Ее нога попала в капкан, — объяснила я.
— Не люблю капканов, — сказала мама. — Использовать их жестоко.
— Они предназначены для того, чтобы убить одним ударом, — объяснил отец. — Большое несчастье для животного, если оно попадает лапой в капкан. Слуги рады добыть зайца или кролика на обед, они рассматривают это как часть жалованья. Кстати, где был поставлен капкан?
