Жаклин Мартен - Поцелуй меня, Катриона

Вдруг Питер взял руки Катрионы и стал их разглядывать.

– Я могу понять, почему ты не носишь перстень с сапфиром. Он, пожалуй, слишком громоздкий для тебя, но почему ты сняла обручальное кольцо?

– Я не привыкла носить кольца, – неуклюже оправдывалась Катриона.

– Я вижу.

– Я просто подумала, что лучше снимать кольца на ночь. Завтра я их снова одену.

– Ты изобрела новый обычай?

– Ну чего ты от меня хочешь? – вспылила Катриона, понимая, что не права. – Я – обычная невежественная деревенская девчонка, которая раньше и понятия не имела, что у богатых людей, например, муж и жена спят в разных спальнях!

Питер громко рассмеялся.

– Ну, если этот обычай оскорбляет твои чувства, я с удовольствием от него откажусь. Из Рима я пошлю соответствующие распоряжения своему управляющему. Но все-таки, где твое обручальное кольцо?

В глазах новобрачной появилось страдальческое выражение.

«Настырный негодяй!» – подумала она, а вслух сказала:

– На туалетном столике.

Исподтишка Катриона наблюдала, как Питер встал и без малейшего смущения направился к столику. Действительно, стыдится ему было нечего! Если уж непременно нужно иметь мужа, то только такого, как он: страстного, сильного и очень мужественного.

Она зажмурилась и замерла от сладостного предвкушения.

– Катриона.

Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней Питера. Его взгляд был ласковым, но очень серьезным.

– Дай мне твою руку.

Катриона послушно протянула руку, и он одел ей на палец тоненькое колечко, усыпанное бриллиантами. Она снова замерла, но на сей раз чувства, овладевшие ею, заставили ее съежиться.

– Мы женаты, Катриона, – сказал он непреклонным тоном. – Пойми, что это на всю жизнь. От этого нельзя избавиться, просто сняв обручальное кольцо или свадебное платье. Мы связаны навек супружескими узами, но не следует считать это рабством. Если ты вникнешь в смысл моих слов, то не будешь впредь смотреть на обручальное кольцо, как на символ рабства. Наоборот, оно будет говорить тебе о любви и верности.

– Я постараюсь, честное слово, – покорно согласилась с ним Катриона и с благодарностью взглянула на мужа. – Мне гораздо легче, потому что ты все понимаешь. – Она снова посмотрела на кольцо и на сей раз оно показалось ей невесомым. – Мне хорошо с тобой, – честно призналась она. – Я только хочу, нет, не хочу…

– Я знаю, чего ты хочешь, дорогая, и сделаю все, чтобы ты осталась довольна. А теперь, оставим этот разговор. Поцелуй меня, Катриона. Это наша первая брачная ночь.

Поверенный в делах снял по приказу лорда Фитэйна виллу с видом на Тибр, где молодожены должны были провести медовый месяц.

Катриона на всю жизнь запомнила проведенные там дни и ночи, полные безмятежного счастья. Особенно ночи. Опьяненная любовью мужа, она тихо засыпала в его объятиях под шум реки, доносившийся через высокие окна, которые выходили на старинный балкон.

Утром Катриону будил тот же плеск воды, ставший для молодоженов сладостной музыкой их счастья.

Дни и вечера сначала были заполнены различными делами: они ходили к лучшим портным, чтобы пополнить гардероб Катрионы, обедали в дорогих ресторанах, осматривали достопримечательности и посещали всевозможные спектакли, в том числе оперу. Разумеется, приходилось наносить и семейные визиты.

У семьи Сильвано было много родственников в Риме, среди которых старенькие тетушка и дядюшка, вырастившие Элизабетту, брат Скотти, который не смог приехать на свадьбу Катрионы, но собирался присутствовать на венчании Бьянки и на прощальном семейном вечере перед отъездом Катрионы в Англию, и другие родные.

Через неделю милорд и его молодая жена устали от беготни по городу и погрузились в праздное блаженство: они гуляли по саду, читали книги, катались на яхте по Тибру. Во время таких прогулок Питер иногда выступал в роли капитана.

– Спой, Катриона, – попросил он ее однажды. Откинув голову, она запела, отбросив в сторону всякое смущение. Ее прекрасный голос лился легко и радостно.

От оперных арий певица перешла к английским балладам и итальянским песням о любви. С берега послышались одобрительные возгласы и аплодисменты, раздавались крики с просьбой исполнить ту или иную песню.

Питер спустился с верхней палубы. На нем была одета матросская куртка и холщовые брюки. Он подошел к жене и обнял ее.

– Превосходно! Может быть, ты и не ангел, но голос у тебя поистине ангельский!

Катриона прижалась к нему.

– Ты веришь, что я смогу петь на сцене?

– Думаю, что да, но как только мы приедем в Англию, нужно будет послушать мнение профессионалов и нанять хорошего педагога. А что мне будет за похвалы и обещания? – весело подмигнул он.

Жена насмешливо улыбнулась.

– Пожалуй, я спою тебе еще одну песню. – Она стала перед мужем, потупив взор и сложив руки, как юная послушница из монастыря, и тихо запела шутливую песенку, поразившую некогда герцога Креспи.

Когда Катриона закончила и сделала глубокий реверанс, Питер с восхищением посмотрел на нее.

– Маленькая чертовка! Откуда ты выудила эту песенку?

– Я сама ее написала.

Питер недоверчиво посмотрел на жену.

– Сама?

– Твое удивление совсем для меня не лестно. Я думала, ты давно понял, что у меня много всяческих талантов. Я с детства сочиняю песенки. Когда еще была жива мама, она часто сочиняла музыку, а слова писала я.

– Так у тебя есть и другие песни?

– Разумеется. Надо же было как-то коротать время, когда я пасла овец в горах! И дома, когда кто-нибудь выводил меня из себя, я придумывала песенку, вкладывая в нее всю свою злость. Потом я и музыку стала писать сама. В этих песнях моя душа.

– Боже мой! – воскликнул изумленный Питер. – Если ты сочиняла новую песню всякий раз, когда тебя выводили из себя или когда ты просто бывала не в духе, то, должно быть, у тебя написано несколько толстенных томов! Мне хотелось бы на них взглянуть.

Катриона сморщила нос.

– Вы очень остроумны, милорд, но у меня есть всего пара тетрадей и они не такие уж и толстые. Кроме того, они все остались во Фридженти.

– Когда мы туда приедем, нужно будет взять их с собой домой, в Англию.

Она исподлобья посмотрела на мужа.

– Понимаю тебя, Пьетро. Но дай мне сначала хоть раз ступить на английскую землю, прежде чем я смогу называть ее своим домом.