— Позволь научить тебя, Эмма, — прошептал он.
«Но почему он выбрал меня?» — мелькнуло у нее в голове. Однако, если его об этом спросить, он может вспомнить, что она всего-навсего директриса школы для девочек и что есть бесчисленное множество женщин, которые не нуждаются в его уроках и могут доставить ему куда большее удовольствие.
— А если я попрошу, вы остановитесь?
— Да. Но вы не попросите.
— Вы так уверены…
Он снова поцеловал ее, но на этот раз настойчивее. При всей своей неопытности она сразу ощутила разницу. Он явно чувствовал себя раскованно, словно был уверен, что сегодня им никто не помешает.
Логика подсказывала Эмме, что это может оказаться для нее лучшим, последним и единственным шансом узнать, что ощущает женщина в объятиях мужчины. Все в ней затрепетало — сердце, нервы, плоть. Его прикосновения обжигали ее. Время одновременно остановилось и ускорило свой бег.
— Эмма, — пробормотал он, целуя ее шею, — ты меня задушишь.
— Что? Ах, извините. — Она так крепко стиснула воротник его рубашки, что чуть было не разорвала тонкую ткань. Разжав пальцы, она положила обе ладони ему на грудь. — Я не знаю, что должна делать.
— А что ты хочешь делать? — Он посмотрел ей в глаза.
— Прикасаться к тебе.
— Ну, так и прикасайся.
Эмма вся дрожала, у нее подгибались колени.
— А ты завтра не будешь надо мной смеяться? Не будешь?
Он запрокинул ей голову и стал всматриваться в темноте в ее лицо.
— Откуда ты такая взялась? Я никогда не встречал женщин, похожих на тебя. — Грей снова поцеловал ее. — Нет, я не буду над тобой смеяться.
Он, должно быть, слышал, как бешено стучит ее сердце, потому что ласкал губами ее ключицы. У Эммы перехватило дыхание, когда его руки скользнули вниз по плечам, потом — по груди и раздвинули полы ее халата. Просунув руки под халат и обхватив Эмму за бедра, Грей слегка подтолкнул ее назад и прислонил к письменному столу. Все это время он целовал ее, лишая возможности соображать.
Он тесно прижал ее к себе, и она почувствовала, как под бриджами твердеет его плоть. Застонав, Эмма обвила руками его шею и, приоткрыв рот, позволила его языку проникнуть внутрь.
Но Грей вдруг сделал шаг назад, и Эмма растерялась. Как он мог остановиться? В такой момент?
— Я сделала что-то не так? — спросила она, ошеломленная.
Он покачал головой, но вернул ее руки себе на грудь.
— Я хочу, чтобы и ты ко мне прикасалась.
Эмма не отрывала взгляда от его груди, но не только потому, что любовалась ею. Она чувствовала себя настолько незащищенной и уязвимой, что не смогла бы вынести унижения, если бы — посмотрев ему в лицо — увидела, что он над ней смеется.
Нежно взяв ее за подбородок, Грей заставил ее поднять голову.
— Не думай, не рассуждай. — Его глаза блестели в темноте. — Просто чувствуй.
Он взял ее за руки. Эмма поняла, что он хочет сделать, и помогла ему стянуть камзол. Сквозь тонкую ткань рубашки она ощутила тепло его кожи, и по всему ее телу пробежала дрожь. В ее снах они нередко были обнаженными, но раздеваться наяву — это оказалось нечто совсем другое.
— Теперь моя очередь, — заявил Грей. Его движения были гораздо более умелыми: в мгновение ока халат соскользнул с ее плеч и упал на письменный стол. Грей медленно провел губами от ямочки на шее до конца глубокого выреза ночной сорочки.
Эмма даже не подозревала, что прикосновение губ может быть таким… возбуждающим.
Она стала судорожно расстегивать пуговицы его жилета, чудом умудрившись ни одной не оторвать. Почувствовав себя увереннее, она сняла жилет и принялась за галстук.
Уиклифф замер, позволив ей повозиться со сложным узлом.
— Ты быстро учишься, — прошептал он, проводя кончиками пальцев по ее ключицам.
— А ты хороший учитель. Пока.
Грей негромко засмеялся:
— Пока? Я думаю, настало время перейти ко второму уроку. — Он развязал ленточку сорочки и медленно стянул ее вниз, обнажив грудь.
У Эммы перехватило дыхание. Ей уже не удавалось убедить себя, что все это сон. Перед ней стоит герцог Уиклифф и ласкает те места ее тела, которые ни один мужчина не только никогда не трогал, но даже не видел.
— Это уже слишком, — вырвалось у нее. Она схватила его за руки.
— Почему же слишком? — Он дотронулся большими пальцами до сосков.
От этого легкого прикосновения соски сразу же затвердели.
— Не знаю. Я просто чувствую… я чувствую, что мое тело уже мне не принадлежит.
— А разве это неприятное чувство? — Его пальцы двигались не останавливаясь.
— Нет, — выдохнула Эмма.
— Тогда наслаждайся им, — шепнул Грей. Он наклонил голову и заменил пальцы языком.
— О Боже, — простонала она. Откинувшись назад, она запустила пальцы в его шевелюру.
Эмма слышала приглушенный смех Грея, но теперь он ее не смущал, а возбуждал. Торопливыми движениями она вытянула полы его рубашки из-за ремня бриджей.
Его губы становились все настойчивее, заставляя ее отклоняться назад, пока она не коснулась спиной заваленного книгами письменного стола. Задев плечом одну из стопок, Эмма нетерпеливо толкнула ее на пол.
— Если это твой способ отвлечь меня от нашего пари, у тебя ничего не получится, — задыхаясь, заявила она, гладя под рубашкой его плечи и ощущая, как играют его стальные мускулы.
Вместо ответа Грей молча приподнял ее, посадил на стол и оторвался от ее груди только на мгновение, чтобы она успела стянуть с него рубашку.
— А уж как я отвлекся, — пробормотал он и еще ниже опустил сорочку. Стоя перед Эммой, он жадно целовал ее, опускаясь все ниже.
Лежа на столе, обнаженная, Эмма, казалось, должна была чувствовать себя уязвимой, но нет — она ощущала необычайный прилив сил. Ее тело жаждало чего-то, что мог дать только он.
— Грей…
Длинные пальцы уверенно двигались медленными кругами вниз по ее груди, по животу, по темному треугольному бугорку волос и наконец прикоснулись к нежной пульсирующей плоти. Эмму пронзило словно молнией. Она не узнала собственный голос — низкий, напряженный, полный нестерпимого желания.
— Боже мой, Эмма, — прошептал Грей. Он снова поцеловал ее и свободной рукой расстегнул пряжку ремня и бриджи.
Прервав поцелуй, Эмма приподнялась на локтях.
— Я хочу тебя видеть, — заявила она.
— А я хочу почувствовать тебя. Я хочу тебя, Эмма, я хочу быть внутри тебя.
Она не в силах была что-либо ответить. Грей наклонился, чтобы снять сапоги, потом стянул бриджи.
Он был высоким, ширококостным мужчиной, и Эмма, глядя на его мужское достоинство, подумала — той крохотной частью мозга, которая еще могла думать, — что он хорошо сложен. Очень пропорционально.
