Джоржи, Ансел и Уильям присели возле восковой скульптуры шотландца и заглядывали ему под юбку, чтобы выяснить, насколько правдиво изображение. Йен и Джеймс внимательно рассматривали внушительную восковую фигуру Бонапарта и читали пояснения.
«Посмотрите-ка на эту парочку», — с улыбкой подумала Фелисити, глядя на Йена и Джеймса. Оба стояли, заложив руки за спину, с упором на одну ногу, слегка согнув другую. Они даже были немного похожи: прямые коричневые пряди волос Джеймса напоминали жесткие черные волосы Йена, оба ерошили их, когда волновались. Как будто отец и сын.
Йен и сын. Ее сын. Мысль согревала. Каким Йен будет отцом? Судя по его сегодняшнему поведению, замечательным. Он одним словом пресек запальчивые порывы Джорджа, высмеял фантазии Уильяма и остановил непрерывно болтавшего Ансела.
Но кого Йен полностью покорил, так это Джеймса, который сначала отнесся к нему весьма подозрительно. Это случилось после того, как Йен в подробностях описал события Французской революции, когда они остановились возле скульптуры Робеспьера. Джеймс очень любил историю.
Йен вслух читал по-французски и переводил Джеймсу. Его французский был великолепен, Фелисити оставалось лишь позавидовать. Йен много лет прожил на континенте, был не то британским шпионом, не то кем-то в этом роде. Фелисити точно не знала. А он, негодяй, не рассказывал.
— Откуда вы так хорошо знаете французский? — вдруг спросил Джеймс.
Йен смотрел на скульптуру, и лицо его было непроницаемым. Знакомое выражение, подумала Фелисити.
— Я шесть лет провел на континенте.
— Что вы там делали? Йен пожал плечами.
— Воевал.
— Но Лиззи сказала, что это неправда! — выпалил он.
— Джеймс! — Фелисити схватила его за плечо и рывком повернула к себе. — Я не говорила ничего подобного!
— Ты написала в газете! Я помню! Она вздохнула.
— Ах, это. Не знала, что вы читаете мою колонку.
— Мы все читаем. Ну, не малыши, конечно, а я, миссис Бокс, Джозеф и кухарка. Читаем утром, когда ты и близнецы спите.
Фелисити стало не по себе. Она знала, что миссис Бокс читает колонку, но брат?
Джеймс должен знать правду.
— Я получила неверную информацию, — сказала Фелисити. — Йен действительно защищал свою страну.
— Йен? — удивился Джеймс.
— Я хотела сказать, лорд Сен-Клер. Он не солгал. Это была моя ошибка.
Джеймс смутился.
— Но лорд Икс никогда не ошибается. Все так говорят.
— Знаю. И стараюсь писать правду. Но никто не застрахован от ошибок, — Фелисити решила отнестись к тому, что говорила леди Брумли, с осторожностью. И уж тем более к услышанному от мистера Леннарда. Пока у нее не будет веских доказательств.
— А теперь извинись перед лордом Сен-Клером, — обратилась она к брату.
— Прошу извинить меня, милорд, за допущенную бестактность.
— Все в порядке. — Йен положил руку ему на плечо, не сводя глаз с Фелисити. — Я не против вопросов, я против поспешных выводов.
Фелисити разозлилась.
— Когда не получаешь ответа на вопрос, сам собой напрашивается вывод.
— Без ответа обычно остаются вопросы личного характера.
Она подняла брови.
— Джеймс, уведи братьев, пока они не повалили статую. — Когда дети отошли, Фелисити улыбнулась Йену. — Но вы считаете, что любой вопрос носит личный характер. Уверена, вы запрещаете экономке обсуждать с посторонними содержимое ваших шкафов.
— А вы, наверное, нет, учитывая, что у вас за экономка. Миссис Бокс любит о вас поговорить. Может, стоит побеседовать с ней подольше, когда я буду у вас в доме? Посмотрим, расскажет ли она о содержимом ваших шкафов. Интересно, найдутся ли в одном из них те кружева, которые я видел на вас в Уортинг-Мэноре?
Он обвел ее вожделенным взглядом. Фелисити задохнулась, охваченная желанием. О Боже, только не это! Он наклонился к ней и прошептал:
— А еще лучше, если вы мне сами покажете, где лежат кружева, когда мы останемся с вами наедине.
Он все еще хочет ее. Несмотря на всех женщин, за которыми ухаживал на этой неделе.
— Мы не останемся наедине. Ведь нынче вечером вам предстоит ухаживать за несколькими женщинами.
Йен улыбнулся так, как умел улыбаться только он.
— С этим покончено, — заявил Йен. — У всех женщин, за которыми я ухаживал на минувшей неделе, есть весьма существенный изъян.
— Какой именно?
— Они — не вы.
Сердце забилось в груди, как пойманная птичка. Кровь забурлила в жилах.
К ним подскочил Джордж, следом — два его брата.
— Лиззи, Лиззи, вон дверь в Комнату отрубленных голов! Можно мы туда пойдем? Пожалуйста!
— Джоржи, я вам еще вчера сказала, что нельзя. Комната отрубленных голов не для детей.
— Но мне двенадцать, Лиззи! — воскликнул Джеймс. — Я, можно сказать, уже мужчина.
В общем-то он прав, но черта с два ей удастся отпустить его без близнецов.
— Извини, Джеймс, но, по-моему, нам лучше закончить экскурсию здесь.
— Лиззи, ну почему нельзя?! — закричал Джордж. Тут вмешался Йен:
— Да, мисс Тейлор, почему? Если вы не хотите туда идти, я их провожу.
Он покушается на ее авторитет.
— Я не о себе забочусь, о детях. Ведь ночью их будут мучить кошмары. Говорят, это зрелище для кровожадных!
С лукавой усмешкой в глазах Йен положил руки на плечи Джорджа.
— Мальчикам подобные зрелища нравятся. По себе знаю.
— Но им всего шесть лет! Они слишком малы!
— Предоставьте им возможность самим об этом судить, — произнес Йен.
Да они пока вообще ни о чем не могут судить в свои шесть лет. Всего месяц назад Джоржи собирался полетать, спрыгнув с балкона на крыльях, которые смастерил из жести. Хорошо, что Ансел проболтался.
— Могу я поговорить с вами, лорд Сен-Клер? — холодно промолвила Фелисити.
— Разумеется. — Он отвел ее в сторону..
— Я понимаю, что у нас с вами есть расхождения, но они не должны влиять на ваши суждения. Джеймс достаточно большой, но близнецы совсем еще дети. У них буйное воображение, и их легко испугать.
— Ужасы Тейлор-Холла, как их называет ваша экономка? Поверьте, мальчики гораздо сообразительнее, чем вам кажется. Хорошая встряска им в радость. Она прищурилась.
— Скажите, ваша мать разрешила бы вам смотреть на такое?
— Нет, мне вообще не разрешали пойти на выставку восковых фигур, отец это не одобрял.
— Неудивительно, если вы хотели смотреть на фигуры окровавленных трупов в шестилетнем возрасте.
У него заиграли желваки на скулах.
— Хоть в шесть лет, хоть в шестнадцать. Мне запрещали ходить на ярмарки, на представления… — Он осекся. — Отец считал подобные развлечения бесполезными. Он… он был весьма жесток.
Признание ошеломило Фелисити. И в то же время обрадовало. Он впервые заговорил о своем прошлом, о родителях. Фелисити даже посочувствовала ему. Но насчет ее мальчиков он ошибается.
