Улыбка увяла на лице Элизабет.
— Не имею ни малейшего понятия. Может, он сторонник консервативной партии.
— Он либерал и к тому же ублюдок. Мы с подобными типами не общаемся. Даже ради финансовой поддержки.
Это было что-то новое. Элизабет всегда думала, что ради продвижения мужа мать готова общаться с самим дьяволом.
— Извини, мама, но я действительно не имею ни малейшего понятия, зачем он пришел.
Жаркая краска залила лицо Элизабет.
— Почему ты танцевала с ним?
— Потому что он меня пригласил, — ответила она спокойно.
— Вот уже второй раз ты танцуешь с ним, дочь моя. Даже ты должна опасаться его репутации.
Элизабет хладнокровно встретила взгляд своей матери.
— Ты думаешь, лорд Сафир пытается соблазнить меня?
Изумрудные глаза Ребекки сверкнули.
— Не смеши меня. Совершенно очевидно, что он пытается нас скомпрометировать. Он очень хорошо понимает, что, если люди видят тебя танцующей с подобными типами, это дурно отразится на твоем отце и муже. Либералы не хотят иметь премьер-министром консерватора.
Элизабет пропустила мимо ушей сентенцию матери.
— А ты не допускаешь, что мужчина может танцевать со мной, потому что находит меня привлекательной?
— А ты находишь его привлекательным? — Голос матери стал острее бритвы.
— Да, нахожу. А ты разве нет?
Впервые в жизни Элизабет так поразила мать, что та не нашлась с ответом. Однако шок быстро сменился раздражением.
— Ты что, флиртуешь с этим человеком, Элизабет?
Невыразимая слабость охватила Элизабет, как только возбуждение, вызванное появлением Рамиэля, и тепло, исходившее от него во время танца, рассеялись.
— Да нет же. Ты же сама только что сказала, что мужчины вроде него не интересуются женщинами вроде меня.
Мужчина, который должен был бы жаждать ее ласк, отказывался прикоснуться к ней, в то время как мужчина, который мог заполучить любую женщину, готов был взять ее из жалости.
«…соблазн и искушение», — гремело над головами прихожан.
Неровное пламя свечей освещало деревянный алтарь, по его полированной поверхности плясали тени.
Элизабет сидела на скамье в первом ряду. На ней был черный капор и вуаль, которую она надевала по воскресеньям. Эдвард с нафабренными усами сидел справа от жены. Одетый в серый шерстяной костюм, он, как всегда, выглядел безупречно. Ребекка, тоже в черном капоре с вуалью, сидела по левую сторону от дочери и завороженно ловила каждое слово проповедника. Элизабет не нужно было поворачивать голову, чтобы убедиться, что и ее отец столь же внимательно слушает священника.
Когда-то их с Эдвардом здесь венчали, и тот же самый пастор, что читал сейчас проповедь, объявил их мужем и женой. После венчания последовал свадебный завтрак. Подобающее такому случаю шампанское пузырилось и искрилось в бокале у Элизабет.
Как же она была разочарована, когда выяснилось, что у них с Эдвардом не будет медового месяца, и как волновалась в предвкушении новой жизни в своем собственном доме. Как много она ждала от первой брачной ночи!
Невидящими глазами Элизабет смотрела в раскрытую у нее на коленях Библию. Ребекка обустроила их новый дом в городе. Ребекка наняла прислугу. Единственное, на что имела право Элизабет в своей новой жизни, — это Эдвард. Но он проводил с ней по несколько минут каждую ночь. Все только ради того, чтобы она забеременела, а он получил голоса избирателей.
Шуршание бумаги наполнило церковь. Сидевшая рядом Ребекка перевернула страницу в своей Библии. Элизабет машинально последовала ее примеру. Сквозь вуаль она смотрела на маленькие черные буквы и никак не могла сообразить, с какого места ей надо читать.
Склонив голову, она заглянула в Библию матери. Заповеди блаженства, убийство, развод.
Развод запрещен, за исключением тех случаев, когда измена одного из супругов доказана.
У Эдварда есть любовница. Прелюбодеяние — это и есть измена.
«Я буду ждать, дорогая».
Элизабет откинулась на спинку скамьи. Ее сердце глухо билось в груди, туго стянутой корсетом. Голос пастора теперь звучал гораздо громче, по-видимому, для прихожан, сидевших в задних рядах, и отзывался канонадой в ее голове. О чем она думает? Добропорядочная женщина никогда не потребует развода.
Элизабет постаралась сконцентрировать все свое внимание на пасторе, на блестящей поверхности деревянного алтаря, на тающих свечах, на изысканной вышивке, украшавшей одеяния священника. Благородные мысли, подобающие благородной женщине.
— Элизабет.
Она отрешенно посмотрела на мать. Глухое эхо шаркающих ног наполнило церковь. Первый ряд наполовину опустел. Другие прихожане, выказывая явное нетерпение, включая ее мужа и родителей, толпились в ожидании своей очереди покинуть церковь. Покраснев, Элизабет быстро поднялась. Громкий стук заглушил шум удалявшихся шагов.
Эдвард быстро поднял и протянул ей книгу. Странное выражение промелькнуло на его лице.
Солнечный свет залил проходы между рядами, превратив малиновую ковровую дорожку в кроваво-красную. Элизабет, улыбаясь знакомым, прошла вдоль скамеек. И только оказавшись снаружи, глубоко вздохнула.
— Элизабет, Эдвард и твой отец пойдут сейчас в клуб, почему бы нам с тобой вместе не позавтракать?
Каждое воскресенье после службы в церкви Эдвард и ее отец отправлялись в клуб, а Ребекка приглашала дочь на завтрак. И каждый раз Элизабет не могла отказаться.
По воскресеньям им с матерью о многом надо было поговорить: обсудить светские и политические рауты предстоящей недели, скоординировать свои планы…
— Нет, мама, мне еще нужно просмотреть несколько писем, — солгала она.
Изумрудно-зеленые глаза Ребекки встревоженно блеснули сквозь черную вуаль. Элизабет попыталась вспомнить, появлялось ли в этих глазах когда-нибудь выражение радости и любви, но так и не смогла припомнить.
— Но в наши ближайшие планы нужно внести некоторые изменения.
— Мы сможем обсудить это за завтраком во вторник, мама.
— Ну что ж, хорошо, у меня тоже есть кое-какие дела, которыми надо бы заняться. Твой отец выступает в среду, ты помнишь?
— Да, мама, я помню.
— Я довезу тебя до дома, Эдвард и отец поедут в другом экипаже.
Элизабет кивнула:
— Спасибо.
На лестнице церкви послышался взрыв смеха. Элизабет не нужно было видеть или слышать своего отца и мужа, чтобы догадаться о причине всеобщего веселья. Как всегда, каждое воскресенье Эндрю и Эдвард из кожи вон лезли, чтобы очаровать и завоевать расположение паствы.
Зная свою роль наизусть, Элизабет повернулась и смешалась с толпой замешкавшихся прихожан. Отца и мужа можно было не ждать. До тех пор, пока их окружала восторженная публика, они не покинут церковь.
