Она отвернулась к окну. Было понятно, что мыслями она унеслась далеко отсюда.
— Ты уедешь на мою родину, как когда-то я отправилась оттуда сюда, на север. Как давно это было!.. Анна, ты будешь там счастлива.
Анна пристально вглядывалась в лицо Элеоноры и наконец произнесла:
— Мама, вы не чувствовали себя счастливой, когда впервые приехали сюда?
Элеонора улыбнулась, поняв, что, погрузившись в воспоминания, слишком многое обнажила в своей душе.
— Конечно, я очень скучала по дому, особенно в самом начале. Но этого стоило ожидать. А потом, я и не надеялась выйти замуж, ведь я оставалась в девицах гораздо дольше, чем ты. Ты сотрешь из памяти образ своего старого дома намного быстрее. Когда станешь хозяйкой, все остальное потихоньку начнет меркнуть.
— Но вы все еще скучаете по местам, которые покинули? — в волнении настаивала Анна.
— Мой дом здесь, дитя мое, — с улыбкой ответила Элеонора, снова глядя в лицо дочери, в ее серо-зеленые глаза. Она погладила ее по круглой щеке и добавила: — Женщина обретает свой дом там, куда ее приведет муж и господин. Твой кузен Джон — замечательный человек, он немного старше тебя, но так и положено.
— Он красив?
Элеонора не знала, но сказала:
— Да.
Казалось, это немного приободрило Анну, потому что она спросила более веселым голосом:
— Когда мне придется уехать?
— Я не могу ответить точно, пока не вернется твой отец. Но предполагаю, что, наверно, в следующем месяце. Обручение состоится здесь, а затем ты уедешь в дом своего свекра, где проживешь несколько месяцев перед свадьбой.
— Понятно. А вы сами этому рады?
— Конечно, я буду очень рада увидеть, что ты составила удачную партию. Я только надеюсь, что и твоим сестрам повезет так же, как тебе.
— Итак, у меня всего несколько недель?
— Получи от них удовольствие, дитя мое. Думай о том, что впереди тебя ждет новая счастливая жизнь с будущим мужем. Делай, как велит тебе совесть, почитай его, и ты будешь довольна.
— Да, мадам. Мне можно идти?
Всю оставшуюся часть дня Анна была задумчива, что не удивило Элеонору. Когда наступил вечер, Анна попросила Джо составить ей партию в шахматы, и они сели немного в стороне от остальных, так как им требовалась тишина, но Элеонора, взглянув на них через время, увидела, что игра прекратилась, а пара погружена в оживленную беседу. Анна с самым серьезным видом задавала Джо вопросы, на которые он подолгу отвечал. Когда дети легли спать, Элеонора вызвала Джо к себе и спросила его, о чем они говорили.
— Анна рассказала мне о предстоящем обручении, — ответил он.
— Я знала, что так и будет. И что же ее интересовало?
Джо улыбнулся.
— Она хотела непременно узнать, как ее матушка приняла похожую долю.
— Не очень-то и похожую, — возразила Элеонора. — Я была старше. Мне не стоило рассчитывать на многое. Во всяком случае, ей не придется говорить на разных языках со своей прислугой. О Джо, ты помнишь те дни, когда тебе приходилось переводить мои же приказы?
— Я помню. Я рассказал об этом Анне, чтобы показать, насколько тяжело было вам и насколько легче будет ей. К несчастью, ее это не очень впечатлило.
— Почему?
— Скромность не позволяет мне повторить ее ответ.
— Скромность? Что ты имеешь в виду? Что она сказала тебе? Я требую, чтобы ты повторил это.
Джо с притворным неудовольствием тяжело вздохнул и сказал:
— Если такое ваше требование, то как я могу не подчиниться? Когда я рассказал ей обо всех лишениях и трудностях, которые выпали на вашу долю и которые вы так достойно преодолели, она мне ответила, что все не могло быть так уж плохо, ведь у вас был я.
Элеонора рассмеялась и отпустила его. Только позже, в тишине ночного безмолвия, Элеонора вспомнила выражение лица Анны, когда она играла в шахматы с Джо, глядя на него через стол. Элеонору весьма занимал вопрос, всерьез ли произнесла Анна последнюю фразу.
Обручение состоялось тринадцатого августа в маленькой, но прекрасной часовне в южной части дома. Анна была одета в белое парчовое платье, отделанное бледно-желтым шелком, простая изящная вуаль покрывала ее золотистые волосы. Произнеся обеты будущему мужу, она внезапно почувствовала себя спокойно и уверенно и улыбнулась ему доверительно. Ее жених был чудесным молодым человеком, как и обещала Элеонора, высоким, широкоплечим, с каштановыми волосами и голубыми глазами. На лице у него было больше веснушек, чем у Изабеллы, и это придавало ему веселый мальчишеский вид, даже когда он был серьезен. Молодая пара, кажется, сразу почувствовала симпатию друг к другу. Их объединяло характерное для обоих благоразумие. Очевидно, они оба, рассуждая в одиночестве о принятом за них судьбоносном решении, решили не делать из сложившейся ситуации драму, а постараться извлечь из нее максимум пользы.
Когда Элеонора вместе со всеми склонила колени, ее мысли уже витали далеко от происходящего. Она смотрела в будущее с большими надеждами. Новый союз, который им предстояло оговорить, касался судьбы ее второй дочери Хелен, для которой у них на примете был молодой двадцатитрехлетний вдовец. Жених Хелен был купцом, занимался торговлей пряностями и жил в городе. Это был достойный кандидат, потому что мог окружить Хелен роскошью, к которой она привыкла и которую так любила. Во время церемонии она выглядела очаровательной в своем новом шелковом платье. На лице Хелен застыло серьезное выражение, которое, как она полагала, подобает случаю и «красиво смотрится». Красавица и глупышка, ее дочь наверняка найдет много плюсов в предстоящем замужестве, которое подарит ей возможность щеголять в новых платьях и быть в центре внимания. Она всегда играла на публику. Роль преданной жены должна прийтись ей по вкусу.
Изабелла была из другого теста. Перед церемонией, когда все девочки по одной подходили к сестре пожелать ей счастья и поцеловать, Изабелла сжала руку Анны и сказала:
— Я рада, что я не на твоем месте, Анна. Я не желаю выходить замуж. Мне бы хотелось остаться на ферме и помогать отцу с овцами, а еще ездить с Джо на соколиную охоту.
С таким большим приданым, которое отдавали за Изабеллой, будет нетрудно выдать ее замуж. Другое дело, что она сама этого вовсе не хотела. Сейчас дочь сидела на краю скамейки, чтобы быть как можно ближе к Джо. Пожалуй, в этот день она выглядела если не красавицей, то во всяком случае вполне миловидной. Ее чуть ли не силком умыли и причесали, обрядили в новое платье и запретили уходить из дому под страхом наказания. Но когда Элеонора случайно бросила на нее взгляд в часовне, то увидела, что Изабелла подмигивает Джо и кивает в сторону алтаря, словно обручение было какой-то грандиозной шуткой. Элеонора была рада, когда Джо ответил ее непутевой дочери укоризненным взглядом и отвернулся.
