Микаэла лежала на диване у окна в залитой солнцем гостиной. Она взглянула на вошедших, и глаза у нее широко раскрылись от изумления.
— Синтия? — воскликнула она. — Откуда вы здесь?
Синтия увидела, что Микаэла одна, и подождала, пока слуга закроет дверь, думая, как начать разговор.
Микаэла поднялась с дивана. Лицо ее выражало не только удивление, но и гнев.
— Зачем вы пришли?
— По всей вероятности, чтобы увидеться с вами, — ответила Синтия, подходя ближе.
— Но мне не очень хочется видеть вас, — медленно проговорила Микаэла. — Откуда вы узнали, где я?
— Догадалась.
— Но как… как вам стало известно, что я уехала из «Берез»?
— Сказал ваш отец.
— Отец? Он здесь?
— Внизу.
— Значит, он прочел мою записку, — проговорила Микаэла. — Какая я дура, не послушалась Хью! Он хотел, чтобы я написала или отправила телеграмму потом, когда мы будем за границей. А я решила, что он все равно до вечера не вернется.
— Он забыл кое-какие бумаги и вернулся сразу вслед за вами, — объяснила Синтия.
— Тогда понятно. — Микаэла взглянула на часы. — Двенадцать. Еще два часа, и мы бы уехали.
— Микаэла, — тихо сказала Синтия, — вы подумали о последствиях своего поступка?
Микаэла раздраженно отмахнулась и прошла к камину.
— Послушайте, Синтия, — она говорила спокойно и с достоинством. — Я знаю, вы здесь, чтобы урезонить меня или умолять, но, пожалуйста, избавьте меня от речей, которые приготовили. Вы мне всегда очень нравились и, по-моему, хорошо относились ко мне. Мы были друзьями, но не разрушайте нашу дружбу бессмысленными уговорами. Я не стану вас слушать. И никакие красноречивые доводы не изменят моего решения…
Синтия села на диван. В Микаэле чувствовались решимость и полная убежденность в своей правоте. Это была не взволнованная девушка во власти чувств, а женщина, уверенная в себе, решившаяся на хорошо обдуманный шаг.
Какие найти слова, как показать, что совершаемый ею поступок недостойный, низкий, подлый? Синтия сжала руки, моля в душе бога о помощи, умоляя дать ей силу и твердость, каких она в себе не находит.
— Почему вы решились на это, Микаэла? — спросила она наконец.
— Разве вы сами не видите, почему? — Микаэла улыбнулась счастливой сияющей улыбкой.
— Не вижу, скажите мне! — настаивала Синтия.
— Хорошо, скажу, — ответила Микаэла. — Я люблю Хыо, а он любит меня.
— И это любовь? Вы уверены?
— Уверена. Мы с первой встречи поняли, что созданы друг для друга. И неразлучны навек.
— Но, Микаэла, Хью женат!
— Милая Синтия, как мало вы знаете жизнь! Когда мы с Хью впервые встретились, в тот вечер на балу в мою честь, мы сразу почувствовали, что всю жизнь искали друг друга. Нам не нужны были ни слова, ни объяснения. Мы все уже знали.
— Но, Микаэла, что вы такое говорите? Я помню Хыо с детства, он всегда был одинаковый — не пропускал ни одной хорошенькой женщины.
— А почему? Вы когда-нибудь задавались вопросом — почему? Потому что он искал меня.
Микаэла говорила так чистосердечно, убежденно, что у Синтии на глаза навернулись слезы.
— Если бы я могла поверить, Микаэла, я была бы счастлива. Но это ложь! Хыо говорил это многим женщинам.
— Мне он говорит правду, я верю ему.
Синтия встала с дивана и подошла к окну.
У нее было ощущение, что она вступила в борьбу с некой необоримой силой, слишком могучей и непонятной ей самой.
В споре с этим ребенком — или с мудрой женщиной? — все слова казались пустыми, неубедительными. Синтия вдруг почувствовала себя еще менее уверенно, чем раньше.
— А как быть с его женой? — спросила она, помолчав.
Микаэла красноречиво пожала плечами:
— Она не жена ему вот уже много лет. Разве вы знаете ее, Синтия? Вы и те, кто осуждает Хью? Вам известно, что она собой представляет? Она вышла за Хью, потому что он был богат. Она никогда не любила его, любила совсем другого человека, но у того не было денег. И в первый же вечер медового месяца она заявила, что вышла за Хью только из-за его богатства. А потом оказалось, что она больна чахоткой. Ей нельзя было иметь детей. Более того, сама мысль о ребенке казалась ей ужасной. Вы знали такие подробности о семейной жизни Хью?
— Нет, не имела представления, — честно призналась Синтия, — и мне искренне жаль Хью, если это так.
— Это правда, Синтия! Хью действительно можно пожалеть — он был совсем молод, когда женился, он по-настоящему любил жену. Удивительно ли, если после тягостного, кошмарного медового месяца он стал искать развлечений на стороне?
— Хью можно только пожалеть, но тем не менее она все еще его жена.
— По закону, возможно, но с точки зрения моральной и духовной — нет. Я буду ему женой настоящей, не на бумаге, которая даст ему счастье и все, чего он был лишен все эти годы.
— Но если так, — возразила Синтия, — вы подумали о последствиях? Подумали ли вы об унижениях, оскорблениях, которые вам придется выносить постоянно, всегда? Подумали ли вы о тех, кто любит вас, о позоре и несчастье, которое вы на них навлечете? Вы подумали о своем отце?
Микаэла как-то странно взглянула на Синтию.
— О моем отце? — проговорила она.
— Да, — откликнулась Синтия. — Отец любит вас, Микаэла, сможете ли вы причинить ему такое горе и зло?
— Мой отец! — повторила она насмешливо. — Милая Синтия, вы исполнены благих побуждений, но вам известно так мало. Что сделал для меня мой отец? Вы знаете хоть что-нибудь о том, какой была моя жизнь до приезда в Англию? Знаете ли вы, сколько унижений я пережила с самого раннего детства? И все из-за моего отца, моего доброго отца, который, судя по вашим словам, любит меня!
Синтия застыла от изумления, а Микаэла продолжала:
— Вам никто не говорил правду, а он в особенности! Он восхищается вами и глубоко уважает вас, а потому не посмеет вам сказать, что я рождена вне брака.
— Микаэла! — воскликнула в ужасе Синтия.
— Да, это правда, — сказала Микаэла. — Из-за его беспечного увлечения, минутного восторга, по сути дела, ничего не значивших в его жизни, я долгие годы страдала от стыда. Того самого, о котором вы сейчас так убедительно рассуждаете.
Представьте себе, Синтия, каково это — не иметь ни отца, ни матери? Когда тебя растят, все время стараясь скрыть сам факт твоего существования? Бабушка и дед были привязаны ко мне и добры, но вечно боялись, да, боялись — как бы люди не стали спрашивать, откуда я взялась. Они прятали меня! Представляете? И сами прятались. А моя мать панически боялась, что кто-нибудь узнает о том, что у нее есть дочь. Я видела ее всего несколько раз за всю жизнь.
— Бедное дитя! — прошептала Синтия.