— Понятно. — Ифигиния наслаждалась ощущением большой мужской руки, в которой утонули ее маленькие пальчики. Сегодня ночью они с Маркусом рядом и духовно, и физически… Какое счастье, что он больше не считает ее вымогательницей! — Любопытно, но меня часто обвиняли в том, что я нагоняю на всех скуку своими заумными разговорами!
— В это трудно поверить.
— И тем не менее это чистая правда. Боюсь, что я была, вынуждена вплоть до последнего года вести слишком спокойную и неприметную жизнь.
— Полагаю, виной тому были возраст и немощь вашего супруга.
— О да… Мистер Брайт не часто выезжал в свет.
— А значит, и вы тоже.
— Да.
— Признайтесь мне, Ифигиния, — ласково спросил Маркус, — вы были верны вашему супругу?
Ифигиния поперхнулась и тут же умудрилась споткнуться о спрятавшийся в траве камень.
— Что за странный вопрос, милорд!
Маркус поддержал ее под руку.
— Что же в нем странного, мадам? Вы достаточно долго вращаетесь в обществе, чтобы заметить одну очевидную вещь: верные жены — огромная редкость, и их легко пересчитать по пальцам одной руки.
— Из своих наблюдений я сделала вывод, что число неверных жен отступает перед числом вероломных мужей, — парировала она.
— В этом вы правы.
Одержав небольшую победу и неожиданно осмелев, она незаметно сменила тему беседы:
— А вы были преданным мужем, милорд?
Маркус, помолчав, заметил:
— Одно из моих правил запрещает обсуждать свое прошлое. Особенно если это касается моего брака.
Получив столь решительный отпор, Ифигиния приуныла:
— Ах да, как же я могла забыть! Ваши знаменитые правила… Скажите, вам нравится жить, следуя им, милорд?
— Они отлично мне служат.
— Жизнь так коротка, — прошептала она. — По-моему, избыток правил делает ее бесцветной и скучной.
— А мне кажется, что правила превосходно охраняют личную жизнь от постороннего вмешательства.
— Но человек лишает себя слишком многих радостей, следуя строгим законам общества, — упрямо возразила она.
— Я не живу по законам общества, Ифигиния. Я живу по собственным законам.
Они забрели в самый красивый уголок роскошного парка Петтигрю. Огни огромного дома остались далеко позади. Обернувшись, Ифигиния не увидела и самого дома — длинные ветви деревьев скрыли его от глаз.
Ночную тьму рассеивали лишь свет звезд да сияние уже почти полной луны.
— Как будто мы одни в целом мире, — прошептала она.
— Отрадная мысль. — Взгляд Маркуса привлекло высокое строение, смутно вырисовывавшееся за деревьями. — Что это там?
Ифигиния узнала величественные, стройные колонны храма Весты.
— Местная достопримечательность. Сегодня днем, пока вы были в библиотеке Петтигрю, я закончила замеры. Кстати, вам удалось обнаружить что-нибудь любопытное?
— Нет. Петтигрю пользуется самым обычным красным воском. На ванночке нет никаких черных следов, а на печати вырезано сердце.
— Какая жалость! А вы тщательно осмотрели его стол?
— Да. Уверяю вас, Петтигрю не вымогатель. — Маркус свернул, огибая круглые стены. — А как ваши успехи? Петтигрю действительно владеет копией храма в Тиволи?
Ифигиния тихонько вздохнула, разочарованная новой неудачей. Теперь придется исключить из числа подозреваемых и Петтигрю.
Она посмотрела на изящное, воздушно-легкое строение. Лунный свет струился через открытую крышу, придавая храму какое-то совершенно особое, таинственное очарование, которого она не заметила днем.
— Надо сказать, весьма неплохо, — протянула она. — Отлично передано ощущение невесомой легкости, столь присущее оригиналу. Отметьте также великолепную пропорциональность колонн. Диаметр основания храма почти полностью совпадает с оригиналом.
— Да-да, вы правы.
И тут Ифигиния поняла, что Маркус смотрит на нее, а не на храм. Глаза его сверкали в темноте. Что-то в тембре низкого глубокого голоса мгновенно наполнило горячей сладостью все ее существо.
Ифигиния перевела дыхание и попыталась как можно беззаботнее продолжать блистать своей эрудицией.
— Можно даже представить себе, как в храме непорочные весталки днем и ночью поддерживали священный огонь…
— У вас гораздо более смелое воображение, чем у меня. — Маркус провел ее между высоких колонн и остановился посередине круглого каменного пола, с насмешливым любопытством оглядываясь по сторонам. — Я вот не в силах представить здесь ни одной девственницы. И тем не менее это местечко действует вдохновляюще даже на меня.
— Правда? — Ифигиния почувствовала, как во рту у нее пересохло.
— Да. — Он взял ее лицо в свои большие ладони. — Вам очень подходит ваше прозвище. Леди Звездный Свет. Вы рождены скользить по звездному лучу, Ифигиния.
Она вздрогнула. «Я рождена любить тебя», — пронеслось у нее в голове. Знакомая тоска в который раз сжала сердце. Скорее всего ей никогда не придется произнести вслух слов признания, ибо Маркус никогда не захочет услышать их.
— Вам нравится притворяться моей любовницей, Ифигиния?
— О да, еще бы! В роли вашей подруги я неизменно привлекаю к себе всеобщее внимание. Честно говоря, мне будет немного жаль, когда наш маскарад закончится.
— Вот как?
— Ну… не так чтоб уж очень, — поправилась она. — Откровенно говоря, ужасно утомительно все время находиться на виду. И в то же время какая грандиозная затея! Почти столь же грандиозная, как последняя моя поездка в Италию.
Маркус приподнял бровь:
— Почти? Какой удар! Мне нестерпимо больно слышать, что роль моей любовницы проигрывает в сравнении с вашим итальянским путешествием.
Ифигиния пришла в ужас от мысли, что невольно оскорбила его.
— Но я вовсе не хотела обидеть вас, милорд! Я действительно нахожу свою роль крайне интересной.
— Но не настолько, чтобы сравниться с развалинами Помпеи.
— Видите ли, милорд… Помпея — это Помпея, — мягко упрекнула она. — На земле не так много вещей, которые способны сравниться с ней.
— Не стану оспаривать эту мысль. И все же позвольте мне добавить несколько волнующих впечатлений к вашей последней грандиозной затее…
И он впился поцелуем в ее губы. Ифигиния так и не успела понять, что разожгло пламя ее чувств: то ли лунный свет был тому виной, то ли жар, исходящий от тела Маркуса.
Подходящее место, подходящее время, подходящий мужчина…
Ифигиния совершенно потеряла от счастья голову, когда осознала это. Казалось, все, что она делала, после того как в прошлом году вырвалась из оков своего чопорного Дипфорда, было всего лишь подготовкой к этому моменту.
Теперь она свободна. Свободна от обязанностей перед сестрой, свободна от удушающих правил маленькой деревушки, свободна от пронзительных взоров вечно недовольных соседей.
