Однако для Роджера и Леонии проверка имела исключительные результаты. Было доказано, что они друзья жирондистов. Кроме того, укрепились взаимоотношения с домовладельцем и его женой, которые считали, что постояльцам можно верить.
Когда комиссары ушли, домовладелец отвел Роджера в сторону и сказал:
— Ты не бретонец. Почему Лефрон так тебя представил?
Роджер повел плечами, но его правая рука скользнула в карман. Можно ли доверять этому человеку?
— Он заметил мой акцент, а я не хочу признаться, что я англичанин. Я жил в Бретани и в Котэ д'Ор, моя жена из-под Дижона. Сейчас все боятся неприятностей.
— Мое имя Анэ, — сказал домовладелец, показывая, что он хочет познакомиться поближе. — Я согласен с вами. Можете считать, что я ничего не сказал. Я знаю, что вы не бретонец, потому что я сам оттуда, хотя вы постоянно используете местные выражения.
Роджер мысленно отругал себя за то, что использовал выражения Пьера, и незаметно перевел разговор, сказав, что уже поздно и пора спать. Утром мадам Анэ сама приготовила завтрак. Она была парижанкой и не такой наивной, как ее добродушный провинциальный супруг. Она заметила, что ни у Леонии, ни у Роджера нет другой одежды. Это бросало на них тень подозрения, не похоже было, что постояльцы приехали в Париж, собираясь здесь осесть. Однако услышав спокойный ответ Роджера на вопросы мужа, она поняла, что узнать правду проще у его молодой неопытной жены. Тут она глубоко заблуждалась. Вряд ли Леонию можно было поймать на лжи или отсутствии разумных объяснений. В отличие от Роджера ей еще больше нравилась эта игра.
Тем временем мадам Анэ отозвала Леонию в сторону и завела разговор об отсутствии одежды. У Леонии был вид расстроенной женщины и своя жалостная история. Она отвернулась и всхлипнула:
— Роджер обещал все скоро возместить, как только появятся деньги.
— Что ты имеешь в виду? — спросила мадам Анэ.
— У меня все украли. Все мое приданое! Мы собирались пожениться весной, но когда Роджер сказал, что едет в Париж, я не могла не поехать с ним. — Леония казалась очень расстроенной. — Я думаю, хорошо, что он не один в Париже. Кто знает, кого он встретит — женщин, может быть.
Мадам Анэ засмеялась и кивнула:
— Ты поступила мудро. Париж переполнен женщинами, которые ищут мужчин, имеющих солидную торговлю. Но я не поняла…
— Сундуки с одеждой, мои простыни, мои скатерти — все было привязано ремнями позади кареты. Ружья были внутри, вы понимаете, и инструменты Роджера. Однажды мы остановились — о, это ужасно, — Леония снова мелодраматично всхлипнула. — Кто-то перерезал ремни и исчез со всем добром. Все, с чем мы остались, — это несколько вещей в дорожной сумке, которую мы взяли с собой. Я плакала и плакала. Мадам Анэ охотно поддакивала. Она подумала, что надо быть дураками, чтобы оставить свои пожитки, у нее было мнение истинной парижанки о неотесанных провинциалах и она не находила странным, что они могут быть такими глупыми и доверчивыми. Если бы она не следила за своим Гастоном, его бы сотню раз ограбили и обманули. Ей было приятно, что объяснение их подозрительного поведения является таким простым, потому что в душе она была доброй женщиной, просто жизненный опыт сделал ее осторожной, и перевела разговор на приятную тему — стала давать советы новобрачной.
Вскоре после этого домовладелец и его жена вернулись к своим заботам. Время шло к полудню. Роджер и Леония немного отдохнули, но в их комнате было так жарко в полдень, что вскоре они спустились и от скуки спросили, не нужна ли помощь по дому. Кое-что им поручили, и все остались довольны.
Освобождения не последовало до тридцать первого августа. Естественно, что после такого долгого бездействия все ринулись на улицы, как только объявили, что расследование закончилось. Случайные прохожие рассказывали, кого и сколько забрали в их доме. Сначала это всех волновало и подняло дух у тех, кто избежал такой участи. Постепенно Роджер и Леония почувствовали себя неловко и вернулись к себе.
— Заметь, Леония, — сказал Роджер, — мы беседовали примерно с двадцатью хозяевами домов и они рассказали нам еще о семи-восьми пострадавших. Даже если половина всего этого правда, — тысячи людей находятся в тюрьме.
— Что это значит? Роджер, не может быть, чтобы это были шпионы и предатели!
— Нет, но легко можно найти людей, желающих возрождения монархии. Если чернь запугала каждого и даже консервативных депутатов, занимающих все более радикальные позиции, отправили воевать с пруссаками, — Бог знает, какую они могут принести пользу, сражаясь с обученными солдатами. Депутаты, которые пытаются оказывать сопротивление, могут попасть в беду.
— Тогда они увидят, что Франция пала, прежде чем уступят власть, — горько сказала Леония.
— Я так не думаю. Они могут быть фанатиками и даже бесчестными фанатиками, но они не предатели в том смысле, что желают победу Пруссии. Они не могут этого допустить, потому что это приведет к реставрации монархии.
— Но нельзя держать тысячи людей в тюрьме так долго. Нет способа…
— Нет, — согласился Роджер, сжав зубы. — Они должны отпустить их. К чему это приведет, кроме того, что заставит радикалов ненавидеть их все больше и везде доказывать, что они слабое меньшинство, которое может выжить, только если истерия заставит большинство им поклониться, или они должны… Чепуха! Ночные визиты привели к тому, что мои собственные мрачные фантазии заслонили правду. Вероятно, ты права, Леония. Это не запланированная акция, а политическая реакция. Через несколько дней, когда придут хорошие новости с фронта, пленников освободят, и все будет забыто.
К несчастью, на следующий день пришли еще более печальные вести с фронта. Верден окружен. Люди протестовали против жестокого обращения комиссаров. Было созвано собрание, требующее распустить Парижскую Коммуну. Коммуна нанесла ответный удар. Робеспьер обратился с заявлением, подтверждающим законность своих действий, и призвал поддержать организацию, представляющую волю народа.
Чернь в целом поддержала это обращение. Когда же пришли новости о дальнейшем продвижении прусских войск, оказалось, что безумие нарастает. Дантон открыто призвал к уничтожению роялистов, Вергно подстрекал толпу «разрыть могилы наших врагов», Дантон кричал:
— Давайте предадим смерти всех, кто отказывается лично служить или сидит сложа руки!
Роджер приносил новости из клуба, в котором часто бывал. В городе было тихо, но тишина эта была зловещей. Атмосфера, наполненная истерией, молчаливым сопротивлением, в любой момент могла взорваться и вылиться в дикое выступление.
Через день до посетителей кафе дошли слухи о новых арестах. Леония одолжила нитку с иголкой у мадам Анэ и сшила пояс с двумя глубокими карманами, в которых можно было носить под объемными блузами пару маленьких дамских пистолетов. Распустив слегка швы платья, она придумала способ доставать оружие, не снимая рубашки.
